А если учесть, что боезапас ограничивался только запасом волшбы хозяина, снаряды летали по холлу без перерыва, разя всех, кто не успевал поставить щит. Ну, или успевал, но недостаточно мощный. А решимости и воли у дружинников было хоть отбавляй, ведь прямо сейчас решался исход самой сути их существования.
Рыжие и голубые сферы с шипением и свистом разрезали воздух. Лишившиеся верхушки предатели оказывали вялое сопротивление с единственной мотивацией — смыться из крепости и не закончить жизнь на костре.
А на одном первобытном страхе далеко не уедешь. Без четкого управления и внятной цели все это выглядело, как бой дворовой шпаны с матерым спецназом. Магистры пятились по ступеням, неумело огрызались, пытались спрятаться за барьерами и раз за разом погибали, устилая телами дорогущие ковры и мраморные плиты. Потому что все прекрасно понимали — заговор раскрыт и подлецов ждет неминуемая кара.
Но особую ретивость проявлял отряд Колоба. И если Лада и Веста предпочитали бить гадов издали, то Айка кидалась на мятежников с такой яростью, словно от этого зависела ее собственная жизнь. И ошеломленные и перепуганные чародеи падали под ее кинжалами, как обычные люди. Однако последняя точка в истории Китежа ставилась вовсе не в холле, а двумя этажами ниже — в тайной комнате с останками Кощея.
— Как это понимать? — спросил я, не веря собственным ушам. — Что значит — возглавить Культ?
— Не в прямом смысле, — выдохнула полудница. — Но я должна сделать то, что мечтали осуществить они.
— Ты… хочешь воскресить темного воеводу?
— Это для тебя он — темный воевода. А для меня — друг, отец, наставник и самое дорогое существо во всей проклятой Вселенной. Можешь увидеть это сам, — она приложила пальцы к виску. — Связь теперь работает.
Чужие воспоминание рекой хлынули в мое сознание. Подобно мифу о самоубийце, перед которым проносится вся его жизнь, я меньше чем за минуту увидел самые яркие события в жизни Ярославы.
Первое, что открылось внутреннему взору — окровавленные ручонки среди колосящейся ржи, что протянулись к седовласому юноше в черном балахоне.
— Ну и ну, — он опустился рядом на колени — огромный и черный, точно коршун. — Да тебе, похоже, череп раскроили. Удивительно, что ты все еще дышишь. Да не просто дышишь — еще и кричишь да ручонками машешь. Должно быть, ты особенная полудница, в которой очень много Света. Из тебя выйдет годный лекарь, а их сейчас — нарасхват. Заберу-ка я тебя в лагерь, — Кощей снял накидку и укутал в нее младенца. — Умрешь — так тому и быть, на все воля божья. А коль выживешь — станешь мне нареченной дочерью.
Следующее видение перенесло на несколько лет вперед. Юноша в балахоне вел малышку по мрачному коридору, сплошь заставленными высоченными книжными шкафами, перемеженными склянками с разноцветными настоями, перегонными кубами и малопонятными алхимическими машинами.
— Теперь ты будешь учиться здесь. А я буду изучать тебя. Столь сильный дар не должен пропасть зазря. Договорились?
— Да! — без колебаний пискнула девочка.
— Я рад, — Кощей улыбнулся. — Знаешь, куда мы сейчас идем?
— Читать книжки?
— Этим займемся чуть позже. А пока…
Взмах руки — и темные щупальца распахнули тяжелую дверь. Во дворе окруженного лесом замка собралась дюжина взрослых нелюдей и горстка разношерстной мелюзги. Лешаки играли на дудках, берегини развешивали ленты на стенах, а кикиморы ставили на стол огромный медовый каравай.
— Что это? Какой-то праздник?
— Не просто какой-то, — спутник подмигнул и легонько толкнул засмущавшуюся девочку в спину. — А твой. У полудниц не бывает дня рождения, потому что чисто технически они не рождаются. Но я решил, что неплохо бы отметить день твоей находки. Я хорошо его запомнил — пятое липня.
— Ух ты… И это все мне?
— Ну, ты же поделишься с друзьями?
— Конечно!
— Тогда развлекайся. И не забудь о подарке.
— Подарок? — Яра удивленно захлопала ресницами. — А разве это все — не подарок?
— Нет. Подарок — это нечто особенное. И я хочу вручить тебе это, — Кощей достал из-за пазухи две серебряные фляжки с изысканной гравировкой.
— Какие красивые… — девочка поднесла сосуды к глазам. — Что в них?
— Вода — живая и мертвая. Если выпьешь, шрам на голове почти полностью исчезнет.
— Правда⁈ — дрожащие пальчики потрогали уродливый рубец от лопаты, из-за которого образовался неряшливый пробор. — Не обманываешь?