Пошла отрава золотая по земле святой. За награду бесовскую отступники веры истинной и в Тавриде крест порушили, и в Киеве. Хотели в лесу, на войлоке свалить, да князь Перей-Туча, во Христе Иоанн, оборонил. Поставил вокруг креста твердыню, назвал ее Москвою, в честь Моска, сына Ноева, одного из Предков своих, и стал там проживать и службу ратную во имя Господа нести. А на Валаам явились — прогнал их князь Мунга, Герман во Христе. И осталось на Руси опосля апостола первого крестов святых всего два из пяти.
Дошло до Господа нашего, Бога-отца, и Сына, и Святого Духа, как за презренный металл, за злато и сребро люди смертные душу продают, и обрушил он на землю гнев свой великий, и разделил мир надвое, на людей восточных и западных. На тех, кто Душу превыше серебра ценит, и тех, кто серебро превыше души. И заселил землю людей души дубами, ибо прочен их дух, как дуб вечный. Земли же людей сребра и злата заселил соснами, ибо хоть и прочны они, но не таковы, чтобы с дубом тягаться. И порешил он спор случившийся так. Коли одолеют люди со стороны рассвета тех, кто Бога своего предал — тогда настанет на земле царствие Божие, счастье вечное. Коли одолеют люди запада — быть на земле царству диаволову, царству смерти. Некого тут будет спасать для жизни вечной — и отринет от людей Господь лик свой навеки…
Вот так с тех пор и заведено, барчук, что разделен мир земной надвое, и граница аккурат но Пятому кресту проходит. И воюем мы с княжеством Литовским во имя Божие век за веком, и они с нами за веру лживую воюют. А нам, барчук, с того времени озеро крестное осталось, что рядом с усадьбой лежит, да рубеж, Богом для суда поставленный.
— Где же этот рубеж, Пахом? Мы до него уже доехали?
— Ты, сынок, видать, слушал плохо, — вмешался боярин. — Земли наши Господь разделил ясно и понятно. Земли людей, кто выстоял перед искушением диявольским, ако Спаситель в пустыне, дубами означены. А тех, кто продался — соснами. Нешто забыл? А граница сия всего в версте от усадьбы нашей проходит, коли на закат скакать. Помнишь, где боры сосновые в нашем имении начинаются? Дед твой еще жив был, рубежи московские аккурат по тому месту и тянулись. Граница с Литовским княжеством. Полвека прошло. А ныне, волей Божией, рубежи мы на закат ужо на две сотни верст сдвинули. Стало быть, не иссякла еще сила Господня, одолеваем схизматиков. Настанет час — вся земля веру истинную примет!
— А сейчас мы на московской земле али на литовской?
— В порубежье, сынок. Я же в трактаты мирные не заглядывал. Себеж, знаю, наш. А Свей — ужо литовский. Сказывали, по берегу озера Свейского рубеж считается.
— Название странное.
— О прошлом веке свеев несколько к князю под руку попросились. Одному из них озеро сие с островом и деревни ближние на кормление государь отвел… Однако смеркается. Все едино сегодня до озера не доберемся. Вторуша! Скачи вперед, место для привала присмотри. Поутру к литовцам въедем.
Стоявшая возле Свеи порубежная стража мало чем отличалась от московской. Разве только у двоих дозорных поверх кафтанов красовались матовые кирасы, да вместо копий в руках у них были алебарды с непропорционально крохотными топориками.
— Куда путь держим, господа хорошие? — поинтересовался литовский старший в высокой шапке «пирожком» с приколотым сбоку ярко-сиреневым, с красным кончиком пером. Наверное, петушиным.
— По приглашению князя Ивана Крошинского едем, боярин, — кивнул с седла Василий Ярославович. — Подарки богатые князь обещал. Оттого и возки с собой катим.
— Князь хоть ведает, что подарки надобно готовить, али дружина такая для напоминания идет?
— Иван Крошинский на сестре моей Аглае женат, боярин. Нешто родичу железом о чем-то напоминают?
— Иного родича не то что железом, веревкой пеньковой встретить хочется, — вздохнул порубежник и махнул рукой: — Проезжай!
— Однако… — покачал головой Андрей. — Почти взвод при полном вооружении через границу идет, а стража смотрит, будто так и надо.
— А с чего бы им беспокоиться, сын? — пожал плечами Василий Ярославович. — Мы ведь не просто так, мы к князю Крошинскому едем со всей открытостью. Опять же, вспомни легенду про Пятый крест. Земля округ русская, и люди русские. Попробовал бы с дружиной в земли ордена так проехать… У-у… Все бы железо, кроме разве сабель, отдать бы заставили. Опять же, по обычаю древнему, все русские люди вольными в выборе господина считаются. Желаешь, Новгороду под руку идешь, желаешь — Москве, желаешь — Литве. Да хоть Польше! Боярин в любой час волен со всей дружиной к иному двору отъехать, и за то корить его не должно, и имение его правитель прежний забирать в казну али разорять права не имеет. Как бы князья дружину свою пополняли, коли стража их каждого оружного холопа останавливала да прочь гнала? Войны у нас с Литвой ныне нет, оттого и ездить мы вольны, куда желаем да как желаем.