— Что скажешь, боярин? — шепотом поинтересовался князь, хотя услышать его никто не мог. Густой подлесок, в котором они скрывались, подступал к самому рву. К тому же, обойдя замок, они остановились в стороне, противоположной от ворот, и стражник смотрел в другом направлении.
— Коли внутри хотя бы полста ратников сидит, нам его не взять, — так же шепотом ответил Лисьин. — Ну, а коли менее двух десятков — возьмем, не удержат. Слабое место у них — ворота. Коли мост и поднимут али запалят — все едино по льду подойти можно. Без десятка лучников на башнях и защитников с шестами по верху стены им не отбиться. А ведь еще ворота крепить надобно… Нам нужен таран и пяток шестов в десять саженей каждый.
— До завтра время есть, боярин, будут. Лишь бы скобари не подвели…
— Тут токмо ждать остается. Сегодня, завтра. До третьего дня не появятся — считай, пропали старания. Возвертаться придется… Пахом, шесты на тебе, уразумел? На тебя сына оставляю. Третьей волной поведешь.
— Сделаю, боярин, — перекрестился дядька. — Христом-Богом клянусь.
Копьем и саблей
— Гори-и-ит! — на рассвете скатился с холма один из дозорных, и даже сам князь поначалу не понял, о чем идет речь.
— Где горит? Что? — вскочив с брошенного на землю седла, переспросил он.
— Дымы с восхода, господин. Много. Не иначе, деревня там горит. Разом занялась, на пожар не похоже.
— Скобари пришли, — широко перекрестился Иван Крошинский. — Стало быть, милостив к нам царь небесный. Не дал пропасть попусту. Станислав, броню мою неси!
— Вставай, барчук, — тут же забеспокоился Пахом. — Как тебе кольчуга, в складки не сбилась? Поддоспешник ладно сидит? Может, переодеть, дабы сидело лучше?
— Нормально сидит, Белый, не беспокойся, — отмахнулся Зверев. — Я уж к этому добру так привык, что и не чувствую. Скажи-ка лучше, из-за чего шум?
— Нечто ты не слышал вчера, барчук, о чем батюшка твой говорил? — недовольно покачал головой дядька. — Не взять нам замка, коли людишек в нем много. Стены руками человеческими сильны. Коли руки есть, оборонится стена. А нет — то и пользы от нее никакой.
— Ну и что?
— Боярин наш с ватагой псковской сговорился, чтобы сегодня рубежи литовские перешла да деревни пожгла хозяев здешних. Кавалеры, знамо дело, на выручку кинутся, рабов своих выручать. За скобарями погонятся — може, и посекутся с ними. Убыток свой осмотрят, чего пропало, чего сгорело, кого в полон увели. Мыслю, день у нас есть, дабы замок сей одолеть и племянника княжеского выручить. Хозяин, по уму, все силы забрать должен — ему же неведомо, сколько там ворога в деревне. А чем меньше людишек останется, тем нам проще внутрь пробиться. Давай, барчук, куяк я тебе оправлю. Гляди, пластины взъерошились, ровно от холода. Оправить надо, бо клинок войти может. Куяк, что без железа — шубейка простая. Я его поясом чуть вверх поддерну, чтобы свободнее было, сабелькой легче играть. Ох, прости. Господи, — перекрестился Пахом. — Быть тебе новиком сегодня, пришел твой день, дитятко мое. Вот ты и вырос.
От такого предупреждения Андрей почувствовал в животе неприятный холодок. Такой же, как в детстве, когда однажды он забрался на крышу четырнадцатиэтажного дома и встал на самом краю, над заставленной машинами асфальтовой площадкой. Острое ощущение… Порыв ветра — и нет тебя больше, только пятно мокрое на земле останется.
— Всадник, княже! — крикнул с холма, стоявшего ближе к дороге, дозорный. — Сюда повернул!
— Коли один — стало быть, Радомир. — Крошинский наклонился, зачерпнул обеими руками снег, растер по лицу. — Седлать коней! Таран, шесты — на сани!
— Шесты не надо, княже! — вскинулся боярин. — Лесом на руках пронесем. Неча их раньше времени защитникам видеть.
— Таран на сани! — махнул рукой Крошинский. — Запрягай, чего стоите?
Холопы суетились, взнуздывая коней, укрывая их потниками, укладывая на спины седла. Шестеро крепких мужиков поволокли к саням таран: комель сваленной вчера сосны пятиметровой длины, в два обхвата, с четырьмя прибитыми поперечинами из молодых березок.
— Не потянет лошадь-то! — крикнул Зверев.
— Ништо, поможем! — откликнулся один из холопов. Выглядели они бодро, весело. Словно не на смерть собирались, а на дискотеку в деревенском клубе.
Двое холопов начали облачать князя в доспех — и Андрей наконец-то понял, почему литовец, словно баба, щеголял в тесных чулках. Надеваемые на ноги железные голени, бедра, сочленения сидели на Крошинском слишком плотно, чтобы их можно было надеть поверх теплых, свободных русских шаровар.