— Он опозорил супружницу мою, Андрей! — рявкнул боярин. — Он ее сатанинской силой исцелял, а я лишь от Бога истинного благость принимать намерен! Душа моя принадлежит Господу нашему, Исусу Христу, слово — государю русскому, живот — земле отчей! Не желаю колдовством черным род свой марать, и вам… — вытянул он руку к Андрею, — и вам не позволю!
— Разве ты Бог, отец, чтобы отделять заблудших от оступившихся, верующих от грешников? Гордыня это, отец, грех страшный!
— Уж не ты ли судить меня намерен, недоросль?
— К Богу за ответом обратись, к Богу! — Андрей старательно бил в одну и ту же точку: переводил мысли боярина с самосуда на суд высших сил. — Отвези нас с матерью в храм православный. Дай исповедаться, к причастию подойти, службу отстоять. Коли Бог нас с матерью примет, из храма мы очищенными выйдем. Нет — сгорим там, как силе бесовской и положено. Суду Божьему ты поверишь, отец? Поверишь или нет? Или себя выше Господа ставишь?
— Ты как с отцом разговариваешь, юнец?! — поднялся во весь рост со своего кресла боярин Василий Ярославович. — В этом доме я хозяин! Мое слово, моя воля решать, кто виноват, а кто честен, кого карать, кого миловать!
— Твоя воля, отец, — пригасил голос Зверев, понимая, что здесь — не дома. Здесь за ослушание в лучшем случае кнута на конюшне отмерить могут. А в худшем… Отец над детьми во всем властен. — Пусть твоя. Но ты, отец, без зазрения совести со схизматиками обнимаешься, что душу за золото продают, что Христа давно отринули и Мамоне со всей искренностью поклоняются. А старца, что веру хранит старую, до-христовую, в которой деды наши росли, ты огню хочешь предать? Может, ты мне запретишь благодарность за жизнь ему выразить? Может, мне не нужно могил предков наших чтить и навещать? Родителей наших?
— Этим речам ты тоже научился у болотного мудреца? — повернул к нему голову боярин.
— Разве схизматик тебе дороже того, кто прадеда нашего на сечу благословлял, обереги для него делал? Разве Лютобор — чужак на нашей земле? Разве он рубил Пятый крест? Ответь, отец, в чем вина этого старца пред тобой? В чем? Ты — владыка в своем поместье, отец. Так ответь, как судья честный, в чем провинился пред тобой старик, что половину смердов твоих хоть раз, да исцелял от лихоманок, от смерти коровьей, трясучек разных? Он ли виноват, что к нему, а не к монахам, с немочью идут? Он ли виноват, что исцеляет?
— Ну, хватит, заступничек! — опять стукнул по столу боярин. — Ладно, быть по сему. Проверим, какова его сила. В земле она, в воде али в хитростях бесовских. Коли прав ты и не чужд Лютобор креста святого — прощу беготню твою в чертово логово. Ну, а коли лжешь, нутро бесовское прикрывая… Тогда Бог тебе судья, и пламя его — твоя кара. Вознесенский собор судить вас станет, под его сводами очищение примите. А сбежать попытаешься… Отрекусь! Хоть ты чадо мое единственное, все едино отрекусь! Послезавтра на подворье городское поедем. А до того часа из усадьбы выходить не смей!
В Великие Луки дворня за сутки собрала довольно крупный обоз: с полтора десятка саней и семь телег, нагруженных мешками с зерном, репой, капустой, разрубленными вдоль — «полтями» — тушами баранов, быков и коров, горшками с тушеной свининой гусиным жиром и коровьим маслом. То ли боярин решил воспользоваться оказией, то ли, наоборот, собирался в город давно, а предложение сына совпало с его планами. Для боярыни, как ни злился муж на ее выходку, заложили сани отдельные, с широким облучком, мягким кожаным сиденьем, откидным верхом и двойным медвежьим пологом.
Выехали еще затемно, все тем же путем: по узенькой Окнице на немногим более широкую Линницу, но ней — до Удрая. Через пять верст река вывела обоз к Пуповскому шляху. Сани и телеги тяжело выбрались на берег — холопам, сопровождавшим боярина, даже пришлось спешиться и подталкивать возки. Дальше, по накатанному тракту, дело пошло веселее. Лошади разогнались до скорости усталого пешехода, да так этот темп и держали.
Отдыха Василий Ярославович не давал — ни одного привала за все время. Почему — Андрей понял лишь тогда, когда спереди, над краем дороги, появилось золотое сияние. Начало смеркаться, а значит, задержись они в пути хоть на полчаса, засветло в город уже бы не успели. Впрочем, имелось еще одно обстоятельство, о котором Зверев узнал позднее. А пока боярин послал вперед холопа упредить о своем приезде приказчика на подворье. Возчики тоже тряхнули вожжами, погоняя лошадей. Ночевать в лесу селянам было не привыкать, но делать это перед воротами Великих Лук только из-за того, что на несколько минут опоздали, никому не хотелось.