– Что у тебя? – он повернулся к Чонрагу.
– Это колдовство, натуральное колдовство! – восторженно воскликнул увалень, -. Эти машины предназначены всего лишь для того, чтобы далеко кидать снаряды. Снаряды-то сами не очень большие и с виду совсем безобидные. Но внутри железного шара – металлические шарики с шипами и черный порошок. А наружу торчит просмоленная пеньковая веревка. Поджигаешь веревку, кидаешь – бац! – Чонраг хлопнул себя кулаком по колену, широко улыбаясь.
– Это ты сам догадался? – подозрительно спросил он.
– Э-э-э… не совсем, – признался Чонраг, – Наши успели отловить двух куаньлинов, что были при хуа пао. Один, правда, отказался говорить, даже меча не испугался. Пришлось убить. Второго я поставил у телеги, и сказал, что сейчас буду пробовать. Либо я загорюсь, либо он. Заговорил, еще как!
– Ну и… получилось? – строго спросил Илуге.
– А как же! Вдребезги разнес две телеги. Правда, на одной забыли снять груз… – Чонраг виновато почесал затылок.
– Никого не убил? – дождавшись не без тревоги, когда Чонраг кивнет, Илуге кивнул в ответ, – И ладно.
– У меня с этими хуа пао связано много надежд. А сможем ли мы изготовить такие же. Много?
Чонраг задумался.
– Самое трудное – это секрет порошка. Куаньлин клянется, что не знает. Он так трясется, что я ему верю. А сами машины…Если Ягут сможет выковать металлические части, то отчего же не смочь? – помедлив, сказал он, – Я тут разобрал одну. Вот соберу обратно, проверю, хорошо ли собрал – и за дело!
Разбирать хуа пао Илуге Чонрагу запретил под страхом смерти. Ну что с него взять? Вечно никто не выполняет его приказов!
– Если не соберешь обратно – натяну твою шкуру на барабан, – как можно более сурово сказал он, на что Чонраг только шире ухмыльнулся.
– Я вот тут подумал, угэрчи – торопливо сказал он, видя, что Илуге собирается сказать что-то еще более резкое, – Если даже такие взрывающиеся шары сделать не сможем – можно и просто камнями стрелять. Главное – побольше машины построить. Тургх говорит, у них такие камнеметы тоже есть, только они их далеко с собой не таскают, тяжелые больно. Однако, если усилить детали, эта штука вполне сможет стрелять камнями. И крушить камень! Ну, а порошок… Я тут отсыпал немного, да и поджег. Как горит, а? Брови себе спалил начисто! Он серой пахнет, порошок. И уголь там, кажется, тоже есть. Может, кхонгам показать, они рудознатцы, глядишь, секрет и разгадают…
Взгляд Илуге впился в лицо Чонрага.
– Если бы разгадать этот секрет – ни одни стены не выстоят!…
– Я попробую, – скромно сказал Чонраг.
Злость Илуге как рукой сняло. Растворилось и недавнее грызущее его раздражение, боль и вина.
– Ну смотри, – размеренно сказал он, но оба уже уловили изменение его тона и разулыбались во весь рот, – Ты знаешь, я хвастунам велю вырывать их болтливые языки.
Тургх в притворном ужасе зажал руками рот.
– Никогда больше, клянусь духами предков! – пробубнил он, не отрывая рук, и кладя частые мелкие поклоны, как это часто делали приходящие к Хорагу бедные скотоводы.
Угол рта Илуге дернула сдерживаемая ухмылка.
– Убирайтесь! – и, портя все, он расхохотался.
– Вот видишь, – все-таки засмеялся! Ты проспорил! – с торжественной миной провозгласил Тургх, выходя из юрты, и Илуге услышал, как он повалил Чонрага в снег, – Теперь плати!
Месяц шаракшат, месяц женщин, доживал свои последние дни. После морозов, ударивших в ночь после битвы у Трех Сестер, пришла оттепель, снег почти весь сошел и степь выглядела теперь, как недолинявшая белка: клочьями торчала сухая рыжая трава вперемешку с серыми пучками оголившегося кустарника, рыжими и серыми каменными боками сопок.
Детвора и собаки наслаждались неожиданным теплом. Да еще такое событие – все войско степей пришло в кочевья джунгаров и было пропущено через Уйгуль – границу земель. Правда, Чиркен выделил не самые лучшие пастбища, обычно снега в этой долинке на границе с уварами бывали глубоковаты, однако оттепель сделала свое: корму коням было в достатке.
Вожди недоумевали и осаждали Илуге. Еще ни один не осмелился откочевать в родные угодья, но разговоров и раздраженного фырканья хватало, и Илуге понимал: он должен убедить всех, что затевается что-то действительно необыкновенное. Сейчас наступал аргун – месяц, посвященный богу войны Аргуну, в который обычай запрещал племенам степи вести войны друг с другом. Каждый в это время готовился справить Аргун Тайлган – главный праздник года для воинов.
Поэтому, едва поставили юрты, Илуге назначил совет, разослав к военным вождям племен вестников и распорядившись распаковать и установить большую беловойлочную юрту, в которой хватило бы места на всех.
Теперь же, когда все, наконец, собрались и буравили его острыми взглядами, план Илуге, который он собирался предложить, уже не казался ему самому таким уж безупречным. Однако в том, в чем ты не уверен сам, невозможно убедить и остальных. Илуге решительно отмел все беспокойные мысли. Он уже давно взял себе за правило разделять время на обдумывание и на действие. Действовать следует обдуманно, но нельзя думать и действовать одновременно, особенно действовать – и сомневаться. Потому сейчас надлежало действовать – и отбросить все лишние мысли.
Илуге обвел глазами собравшихся.
– Я знаю, что все вы удивлены моим решением, – начал он. С недавних пор он выработал свою собственную манеру говорить, – медленно и четко, делая длинные паузы между словами, словно выжидая, чтобы каждое из его слов, словно зерно в почву, упало в душу и достигло сердца, – Всех вас ждут ваши семьи, ваши роды, чтобы вместе вознести жертвы Аргуну. Однако мое дальнейшее решение удивит вас еще больше. Я решил, что нужно снова напасть на куаньлинов. Зимой, когда они не ожидают нападения, зная, что для степняков зима – время мира. Когда их войско отойдет к Шамдо, опустошив закрома батраков. Когда бдительность ослабнет, а часовые начнут засыпать на посту. Я хотел бы назначить поход на последние дни месяца долоон – месяца мужчин, в который и следует, как велят обычаи предков, давать обеты и начинать великие дела.
– Куаньлины не дураки. Они наверняка поставили дозоры на всех перевалах, – покачал головой вождь койцагов, – Незамеченными нам не подойти, они снова засядут за своими стенами.
– Предки велят воевать с месяца лошади, – неодобрительно нахмурился вождь уваров Цахо.
– Так это ж друг с другом, – прежде, чем Илуге ответил, фыркнул Джурджаган. Этот спокойный рослый человек хоть и знал об их с Чиркеном разногласиях, и пришел одним из последних, однако Илуге чуял нутром, что Джурджаган все же его союзник.
– У нас большие потери. Раненые не поправятся, – это подал голос вождь кхонгов. Разумное возражение, Илуге был готов к нему.
– Для осады мне не нужно будет большое войско, – спокойно сказал он, вызвал недоуменные взгляды, – Те орудия, что мы захватили, сделают больше, чем тысяча воинов.
– Они что, помогут нам взлететь на стены? – скривился новый вождь мегрелов Тумак. От своего предшественника, павшего в этой битве, он унаследовал неисправимый скептицизм во всем, что касалось решений Илуге. А, с ним придется трудно, но ведь не труднее, чем с Сартаком, успокоил себя Илуге.
– Пока еще рано говорить, – уклончиво сказал Илуге, – Я скажу тебе после Аргун Тайлгана, на что они способны. Но уже сейчас все, кто был поблизости и видел, во что они превращают людей и коней, ответят тебе.
Повисла длинная пауза: Сартак погиб как раз от хуа пао.
– Вожди! – Илуге постарался, чтобы весь он – каждый жест, каждая интонация, – излучал уверенность и силу, – Я понимаю ваши сомнения. В прошлый раз мы допустили ошибку. Вы хотите, чтобы я назвал эти ошибки? Вот они, – он принялся загибать пальцы, – Во-первых, мы дали куаньлинам время добраться до города, хотя, если бы действовали более быстро, могли бы разбить их вторично – и Шамдо было бы уже некому оборонять. Во-вторых, брать Шамдо осадой в летнее время, когда закрома полны, и весенняя дань уже собрана, было неразумно: в городе было полно припасов, а стены его, как мы убедились, высоки и крепки. И в-третьих, мы не умели вести такую войну, потому что никто из ныне живущих не помнит, чтобы мы осаждали куаньлинские города. У нас не было опыта.