Выбрать главу

Шанти кивнул.

Юэ отпустил его и принялся расхаживать по комнате. Хорошо бы выехать завтра, но, скорее всего, не получится: надо бы напоследок дать воинам погулять, выпить вина и попробовать прелести новых шлюх, только что приехавших из столицы. Для кого-то из них, – а, быть может, для всех них, эти утехи могут стать последними.

Он понял, что настал вечер, когда в комнате начало темнеть. Зажег свечу, и попытался читать, но строчки разбегались. В голове продолжали вращаться колесики нескончаемых забот: оставалось ощущение, что он забыл что-то важное, и это может стоить им жизни. Так: кожи для палаток, жир, провиант, корм для лошадей, теплые попоны, меховые шапки…

– Эй, Юэ! – в дверь забарабанили, и Юэ узнал голос Иху, огромного зычноголосого хайбэ из армии Шамдо с обезображенным шрамом лицом, с которым они сдружились в последнее время, – Мы слышали, ты отбываешь! А как же погулять напоследок с товарищами?

Прощальные вечеринки были традицией. Но Юэ, признаться, истратил все, что имел, включая свое собственное жалование, а потому мина у него была довольно сконфуженная, когда в его комнату ввалились Иху и еще трое хайбэ, все уже изрядно навеселе.

– Боюсь, что " от связок моих монет осталась одна веревка", – честно сказал Юэ, – Ты ведь знаешь, денег, что мне выделили, хватило бы на то, чтобы разве что довести людей до соседней деревни.

– Командование всегда жадничает, – встрял хайбэ по имени Фэн Чу, – Ну да ладно! Не выпить с друзьями – плохая примета, можем больше не увидеться!

– Да, да, пошли с нами! Так и быть, проводим тебя за свои! – закричал Иху, – Я вот еще не потратил до последней связки премиальные за последний бой! Приберегал, – он хитро ухмыльнулся, – Госпожа Асахи по секрету мне тогда шепнула, что намечается прибытие подкрепления " птичек в саду Глицинии".

– Наше командование, – Иху скосил глаза в сторону центрального крыла, – Уже наслаждается столичным искусством игры на цитре…

Все расхохотались: в воздухе и впрямь плавал неуловимый отзвук музыки.

– А нам придется топать своими ногами, – добавил Фэн Чу, – Но за ради этого не грех и прогуляться, тем более что хоть дождь перестал!

– Я не могу… – начал было Юэ. Идти не слишком хотелось, хотя долгое воздержание давало о себе знать.

– Обидеть дарящего… – Иху безошибочно нашел самый неотразимый аргумент. Юэ покорно натянул выходную одежду, закрепил под подбородком высокую квадратную шапку, – знак хайбэ, и решил, что, в конце концов, он ничуть не хуже своих собственных подчиненных. Быть может, ему удастся отвлечься от невеселых мыслей, да и обижать товарищей как-то неловко.

– Все эти дни с тех пор, как новенькие приехали, "Дом Глицинии" полон, – на ходу разглагольствовал Иху, прихлебывая рисовое вино прямо из глиняной бутылки в соломенной оплетке, – Но пока, я видел, Шанти еще гонял твоих молодцов, Юэ, – у нас есть шанс опередить их!

– Ты, ведь, верно, дал им увольнение? – увидев кивок Юэ, Фэн Чи засмеялся, – Ну, тогда поспешим!

Юэ не часто, но доводилось бывать в " Доме Глицинии". Госпожа Асахи хорошо понимала особенности жизни и четко соблюдала субординацию. К высшему командованию проституток отвозили на возке, запряженном волами. Хайбэ провожали в " Сиреневый павильон" с отдельным входом и позволяли выбирать из десятка певичек приглянувшуюся, и, по крайней мере, все девушки были чистыми и надушенными. Госпожа Асахи обычно лично встречала их.

Вот и теперь, притворно охая и причитая, что лучших девушек отвезли " к одним особо взыскательным клиентам", госпожа Асахи проводила четверку в Сиреневый павильон, распорядившись накрыть стол, – Юэ всегда поражался, насколько быстро и умело это делается в таких заведениях. Двое прислужниц внесли низенький столик, быстро расставили пиалы для вина и фрукты, – поздний виноград, гранаты, фиги. На столе появилась холодная рыба в темном сладком соусе, жареный рис с овощами и крошечные пирожки. Юэ, признаться, давно не позволял себе роскоши пировать и теперь почувствовал, как темное и холодное беспокойство отступает перед легкомысленной атмосферой этой комнаты и витающими в ней ароматами. Откинувшись на прохладные шелковые подушки и разглядывая узоры из цветов и птиц на стенах, он залпом выпил пиалу вина, вызвав поток добродушных шуток.

Они провели довольно долгое время за разговором, – как и предупредила госпожа Асахи, " мои девушки должны подготовиться к встрече с такими мужественными людьми". Наконец, дверь отворилось, и щебеча, мелкими шажками вошли певички. На них были верхние одежды довольно кричащих цветов, – синего, желтого и малинового, по вороту украшенные вышивкой, в высоких сложных прическах колыхались перья и заколки. Двое несли в руках музыкальные инструменты, полы их длинных одежд шуршали по полу. Юэ почувствовал, что в его мире, пропитанном сожалением и войной, не хватает этой легкомысленной яркости. Определить, красивы ли девушки, под толстым слоем краски было решительно трудно. Их было всего четыре, – видимо, " Дом Глицинии" и впрямь полон, что госпожа Асахи отказала им в этой обычной любезности: иметь возможность выбирать.

Однако, стоит сказать, девушки выглядели веселыми и жизнерадостными, двое даже казались пухленькими, что, по существовавшим представлениям, считалось признаком красоты. Правда, одна из девушек, наоборот, казалась какой-то болезненно худой: широкий темно- красный пояс, охватывавший ее талию, казалось, можно охватить руками.

Выполнив положенный ритуал приветствия, и отведав вместе с мужчинами вина, самая дерзкая из певичек по имени Вербена завела игривый разговор, в который Иху и Фэн Чу включились с удовольствием. Юэ предпочитал помалкивать, хотя его и представили, как " героя, отправляющегося в сказочный Ургах", что вызвало поток кокетливых вопросов. Еще две девушки, – их звали Жасмин и Орхидея, принялись наигрывать. Орхидея спела грустную песню, а Жасмин – весьма фривольную, заставляя мужчин хлопать ладонями по бедрам. Юэ обнаружил, что незатейливый ритм песенки захватил и его, и он улыбается.

Он уже выпил довольно много, и мир снова заиграл яркими красками. Все заботы, снедавшие его, отодвинулись, и за пределами этой комнаты, полной беспечного веселья, не существовало ничего. Вербена беззастенчиво строила ему глазки и просила еще рассказать про Ургах. Юэ заметил, что и худенькая девушка, – она назвала себя Феникс, – тоже с любопытством слушает. Через какое-то время он обнаружил, что разговорился, и с увлечением описывает битву у перевала Тэмчиут.

Настроение в комнате изменилось, и он тоже почувствовал, что зря принес в этот веселый мир дыхание смерти, смутился и замолчал.

Вербена, почувствовав настроение, тут же сменила тему:

– Что-то становится грустно! Давайте еще послушаем песен. Теперь пусть поет Феникс. Послушайте ее обязательно, у нее очень красивый голос!

Худенькая девушка стала серьезной, что выглядело странным в ее легкомысленном ванильно-желтом одеянии, из-под которого выглядывали нижние одежды темно-красного цвета.

– Рассказ господина Юэ произвел на меня столь сильное впечатление, что я не могу сейчас петь, – сказала она, и Юэ с удивлением отметил, какая у нее правильная речь, – словно у девушки из хорошей семьи, – Однако я прочту стихотворение, которое, как мне кажется, отвечает красоте и печали этого момента. Оно написано триста лет назад поэтом и полководцем Нян Сином.

Феникс помолчала, потом начала напевно:

Печаль и ярость – вот две жены воина.

Обе прекрасны, как свет луны на воде,

И обе жестоки.

Будто ревнивые сестры, рвут они душу

После того, как бой кончен

И медные трубы хрипло зовут в ночи

Тех, кто уже не придет.

Юэ почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он знал это стихотворение, и любил его. Услышать его здесь, из уст проститутки было воистину удивительно.

Вербена и Жасмин несколько наигранно бросились выражать свое восхищение, потом Жасмин снова заиграла, но глаза Юэ больше не отрывались от лица Феникс. Его снедало острое любопытство, ему хотелось знать, откуда девушка знает это довольно редкое стихотворение. Должно быть, у нее был любовник, часто повторявший его: проститутки вряд ли умеют читать.