Господин Ито покинул свой дом ночью, словно вор, прижимая к груди мешок с наспех собранными пожитками. До последнего мгновения сердце в его груди, словно вспугнутый заяц, трепыхалось из боязни быть застигнутым на месте госпожой А-ит. В этом случае, опасался господин Ито, скандал услыхали бы за пару кварталов.
Отойдя от лакированных дверей своего небольшого беленого дома на приличное расстояние, господин Ито выдохнул, ощупал сквозь мешок ящичек с самым дорогим своим сокровищем, и пустился в путь. По его расчетам, к рассвету он как раз подойдет к воротам, и выйдет на дорогу, затерявшись в толпе торговцев.
Опыт путешествий, стоит сказать, у него был небольшой. Тридцать лет назад, юношей, господин Ито посещал столицу для учебы, и провел там четыре года, однако с тех пор стараниями госпожи А-ит он обзавелся довольно значительным животиком и одышкой, что явственно ощутил, едва подойдя к воротам.
Как он и рассчитывал, разношерстная толпа людей потекла в ворота, едва они раскрылись. Торопились в город ремесленники, жившие в окрестностях, и крестьяне, спешившие пораньше занять места на рынке. Из города же, напротив, тянулись караваны груженых волов, и торговцы высокими голосами бранились, погоняя носильщиков. Один из таких караванов направился как раз в нужном ему направлении и господин Ито, часто перебирая ногами, наконец, встроился в хвост неторопливо шествующей колонны. Скорее всего, караван дойдет только до города Чжулэ, – столицы соседней провинции Лэ, однако первые несколько дней он сможет провести под защитой сопровождавшего караван охранного отряда, командир которого уже пронесся мимо него на красивом пегом жеребце, ожег сердитым взглядом, но не стал прогонять: такие " попутчики", шествовавшие с караваном по своим делам, были делом обычным.
Время для путешествий было совершенно неподходящим: зима была на излете, и с неба то и дело сыпался снег, перемешанный с дождем, который оседал на голой, встопорщенной земле мокрыми хлопьями. Под ногами хлюпала грязь.
Для поездки господин Ито пожертвовал своими лучшими новыми сапогами (о, в какой ужас пришла бы госпожа А-Ит, увидев, как они по щиколотку увязают в размокшей рыжей глине!), но и они не слишком спасали от холода. Дорожный халат господина Ито, подбитый толстой шерстяной тканью, быстро намок по подолу и казался ужасно тяжелым. Ремень дорожной сумки натирал плечо, когда господин Ито, останавливаясь и шумно дыша, пробовал устроить его поудобнее. В общем, путешествие начиналось совсем не так, как в прошлый раз, когда он был юн и полон энергии, свойственной молодости. Тогда все вокруг, даже самый последний взъерошенный воробей на дороге, казались ему чем-то чудесным. В памяти господина Ито дорога на Хэйлун осталась как одно сплошное удовольствие. Теперь, однако же, она казалась ему одним сплошным несчастьем.
Среди случайных попутчиков, как и он, пристроившихся за караваном, было еще с десяток таких же хмурых, зябко кутавшихся в плащи (у кого они были) людей. Трое крестьян, которых можно было узнать по очень бедной одежде и выговору, явно проторговавшихся, и теперь угрюмо возвращавшихся в родные края. Два брата-гончара, пустившихся в путь в это нелегкое время из-за известия о тяжелой болезни матери. Паломник, отправившийся на гору Шу замаливать какой-то грех и отвечавший на расспросы неразборчивым бурчанием. И здоровенный розовощекий детина, который, по его словам, решил попытать счастья в Лэ, нанявшись охранником в богатый дом.
Говорили они мало, даже когда, объединенные общим положением, развели общий костер и поделились довольно скудной едой, – холодными рисовыми шариками. Господин Ито достал из своей сумы половину вареной курицы и предложил попутчикам, отчего те уставились на него у немом изумлении, однако сожрали ее всю, дочиста обглодав кости: должно быть, они нечасто видели мясо. Господину Ито в результате досталась только куриная голень, но ему было неловко есть одному на глазах у голодных людей, а потому пришлось смириться. Правда, мысли о припасах его несколько расстраивали, однако господин Ито зашил в халат, как он надеялся, достаточно денег для того, чтобы приобрести себе еду в дороге.
Охая и ерзая, он устроился на холодной земле, укрывшись шерстяным одеялом, взятым из дому. К рассвету господин Ито так замерз, что еле смог распрямиться: одеяло впитало влагу и было мокрым, тяжелым и нисколько не согревающим. Однако караван уже уходил и господин Ито из последних сил заковылял следом. Даже угрюмый паломник сжалился над ним и предложил господину Ито свой посох, вырезанный из добротной ясеневой палки.
Вечер второго дня был еще более холодным и сумрачным, чем предыдущий. На этот раз спутники поделились с господином Ито горячим питьем, – уже больно замерзшим и больным он выглядел. Сжавшись в комок, он поминутно шмыгал носом и трясся. Глядя на него, смягчились даже задубевшие, ко всему обыкновенно равнодушные крестьяне. Один из них молча ушел в лес, неодобрительно качая головой, а затем вернулся с охапкой веток, из которых ловко смастерил господину Ито сухое ложе.
Паломник присел рядом и потрогал горячий влажный лоб господина Ито:
– Пропадешь, дурак человек, – сказал он из-под своей почти полностью покрывающей голову накидки, – Назад поворачивай.
– Не могу назад, – просипел из- под своего (правда, за день немного просохшего) одеяла господин Ито, – Никак не могу.
– Тогда помирай, – пожал плечами паломник. Его руки, с удивлением заметил господин Ито, покрывали с внутренней стороны ладони мозоли, какие бывают от меча.
– И помирать не могу, – господин Ито начал согреваться и теперь улыбнулся блаженной улыбкой, – Важное дело у меня. Надо сделать.
– В Чжулэ? – усмехнулся паломник.
– Нет. В самой столице! – важно отвечал господин Ито.
– И что же за дело? – равнодушно спросил тот.
– Я еду в императорский архив, – доверчиво произнес господин Ито, – Вы слыхали про гулей?
Голова собеседника дернулась.
– Слыхал, – прозвучало из-под накидки.
– Вот и все последнее время о них слыхали, – пробормотал в полусне господин Ито, – Этот вопрос следует изучить…в старых хрониках…
Его речь делалась все более несвязной, и наконец он заснул, испуская во сне долгие, тяжелые вздохи.
Однако наутро господин Ито, к собственному удивлению, не заболел окончательно, и смог продолжить уже казавшийся нескончаемым путь. Дорога по равнине шла ровно и скучно, резкий ветер не располагал к хорошему настроению и беседам. Иногда они изрядно отставали от каравана, но нагоняли его, когда случалась поломка или караван останавливался на ночлег. Через какое-то время господин Ито обнаружил, что он уже не тащится позади всех, еле переставляя ноги, а даже проявляет интерес к окружающему.
Крестьяне дошли до своей деревни и свернули на четвертый день пути. На пятый день выглянуло солнце, и потеплело. Ощущая на коже слабые солнечные лучи, господин Ито думал о том, что за несколько последних лет не испытывал такого острого, пронзительного блаженства. Волы тащились медленно, ветер стих. Голая земля, обнаженные ветки деревьев, ютившиеся вдалеке жалкие деревеньки, – все, казалось, застыло в ожидании весны. Господин Ито глубоко вдохнул воздух, и ему показалось, что он уже чувствует ее ни с чем не сравнимый, кружащий голову, влажный и свежий аромат.
" На обратном пути будет легче" – с надеждой подумал он.
– Что, писарь, полегчало? – за время пути господин Ито несколько раз разговаривал с паломником, назвавшимся Цу. Не сказать, чтобы это были особенно доверительные разговоры, – говорил в основном господин Ито (а мог он говорить только о том, что в данный момент его интересовало), но и от Цу он услышал все те же, так тревожившие его слухи. В окрестностях Нижнего Утуна, как оказалось, было довольно много случаев таинственной пропажи людей. Удивительно, что Ито ничего не знал о них, – через его руки проходили почти все прошения и доклады, составляемые господином Хаги. На его искреннее недоумение, высказанное Цу, паломник расхохотался, показал из-под вечно надвинутого капюшона крепкие белые зубы:
– Удивительно, что такие люди, как ты, писарь, еще существуют! Конечно, господину Хаги, должно быть, доносили об этом. Просто смерть нескольких воняющих сырым рисом крестьян его не заботит.