Алых было больше, много больше, с ужасом подумал Нойто. Его рука сама потянулась, стискивая холодную костяную рукоять меча. Алая волна изгибалась в полумесяц: в то время как в центре степняки далеко выбились вперед, по краям их неровные ряды явно редели под натиском куаньлинов. Нойто напружинился, чтобы дать пятками под бока коню…
Протяжный вой и грохот раздались над полем: откуда-то из-за спин куаньлинов вырвалось пламя, клубы дыма – и огромные горящие шары полетели в них, разрываясь на тысячи осколков, оставляя за собой широкие ряды из убитых и покалеченных людей и коней, превратившихся в одно отвратительное кровавое месиво. Лошадь под Нойто присела на задние ноги, испуганно всхрапнув, и у него самого в какой-то момент потемнело в глазах. В следующий момент раздался многоголосый вопль, и Нойто почувствовал, что тоже кричит.
Ослепленный, задыхающийся от страха и бешенства, он послал коня вперед. Ближайший к нему край схватки был смят, раздавлен, куаньлины рвались теперь сквозь ряды ошеломленного противника, прорываясь в центр, чтобы замкнуть кольцо. Шум вокруг становился оглушительным.
Топот копыт приближающейся конницы у себя за спиной Нойто ощутил, скорее, телом, чем слухом. На миг окатила волна ожидания неминуемой смерти: если сзади идут свежие силы куаньлинов… Нойто обернулся, и заорал что есть мочи – на этот раз от облечения, увидев на подъезжающих пушистые сурочьи и волчьи шапки и узнав степных лошадей. В следующие несколько мгновений всадники поравнялись с ним, подхватили его и буквально внесли в центр удара. Нойто с размаху налетел на чью-то лошадь, увидел красный флагшток, привязанный к обтянутой кожей спине и рубанул скорее машинально: всадник нелепо взмахнул руками, покачнулся – и в следующий миг слетел с седла. Рядом с ним с размаху врубались в схватку свежие кони, мелькали руки с мечами. Только спустя какое-то время Нойто по вырывающимся из груди яростным воплям понял, что его окружают… женщины. Однако думать не было времени, и Нойто только успевал отбивать сыпавшиеся на него удары: куаньлины, помимо мечей, были вооружены длинными пиками, которые были бесполезны в ближнем бою, однако очень опасны там, где схватка оставляла для этого достаточно места. На глазах Нойто такая пика с размаху распорола одной из всадниц плечо и с отвратительным хрустом пробила грудную клетку. Изо рта у женщины полилась темная кровь, и она упала под копыта беснующихся лошадей.
Однако в ближнем бою женщины оказались сильны и ловки, – и, как все степняки, они намного лучше управляли лошадьми. Нойто понял, что многие куаньлины плоховато держатся в седлах, еще раньше, и теперь старался не столько дотянуться до своих противников, сколько заставить лошадь сбросить их: в такой каше это означало почти верную смерть. Ему удалось завладеть вражеской пикой, и он теперь пользовался ею намного успешнее: концом пики норовил достать лошадей, которые, будучи куда менее выученными, чем выносливые лошадки степей, вставали на дыбы и сбрасывали неумелых всадников от малейшей царапины или даже просто испугавшись красных кистей, привязанных под наконечником.
Его что-то ударило в плечо, и он не сразу понял, что на него навалился вражеский труп с разрубленной спиной. Спихивая его, Нойто отвлекся и чуть не угодил под удар пики, – блестящее лезвие шириной с его ладонь свистнуло рядом с ухом, красная кисточка под наконечником шелковисто коснулась щеки… Точный удар наотмашь полоснул по горлу целившегося в него куаньлина: красная полоса расцвела под открытым, захлебывающимся ртом, сменившись противным бульканьем. Нойто поднял глаза на руку, державшую меч, встретился с синими, как горечавка, глазами. Судя по ладной светлой кольчужке, серебристо блестевшей из ворота кожаной рубашки, женщина была вооружена куда лучше него. Нойто, правда, не успел даже удивиться этому: женщина издала пронзительный переливчатый визг, перекрывший все другие звуки, и по ее сигналу всадницы начали пробиваться к своей предводительнице, не давая схватке нарушить их ряды.
Грохот и дым. Огонь, одуряющая волна жара, мгновенно спалившая ресницы и брови. Пронзительный визг умирающего коня, и еще более пронзительный – женщины где-то впереди… Огненный шар взорвался в нескольких корпусах впереди перед Нойто, во все стороны разлетелись раскаленные осколки. Один из них, утыканный шипами, просвистел у его над головой. Женщина с синими глазами закричала, когда одна из соседних к ней девушек вылетела из седла и осталась лежать, будто тряпичная кукла: железный колючий шар угодил прямо ей в лицо, превратив его в кровавую кашу. Однако ужасная машина не пощадила и куаньлинов: прицел был неточным, и, в то время как степняков только слегка задело, в рядах куаньлинов образовался ужасающе широкий след из изуродованных дымящихся тел…
Они безо всякого приказа ринулись в образовавшийся проем, добивая тех, кто остался жив и теперь силился прийти в себя. Оглушенные и обожженные, куаньлины почти не сопротивлялись. Всадницам без труда удалось расколоть их, спутав построение, и теперь они, скорее отступали, ощетинившись пиками.
Где-то далеко, над полем, взмыл незнакомый гудящий металлический звук. Услышав его, куаньлины перестали изображать даже видимость нападения. Сбившись, насколько это было возможно, в плотную массу, они шаг за шагом начали отходить.
Неужели победа? Лезть на пики Нойто не хотелось, как, впрочем, и остальным. Остановив коней, они наблюдали, как уходят куаньлины и только теперь, когда сумерки сгустились и разглядеть что-либо было совсем сложно, Нойто понял, как мало их осталось – и победителей, и побежденных. Снег под ногами был изрыт, темными пятнами валялись трупы, и определить, где свои, а где враги, казалось совсем невозможным.
Рядом вспыхнул факел, затем другой. Кто-то рядом, спрыгнув с коня, медленно пошел назад, нагибаясь к неподвижно лежащим телам. Вот послышался стон, затем раненую женщину попытались приподнять…
– Чего стоишь? – огрызнулись на него через плечо, и Нойто узнал предводительницу, – Не видишь, что делать надо?
Нойто молча спешился, подошел. У женщины на земле под спиной натекала черная лужа крови, одежда была скользкой. Она как-то страшно, рыдающе скулила, со свистом выдыхая. Нойто как мог осторожно поднял ее, перекинув через седло. Коротко свистнув, предводительница подозвала еще одну всадницу, и та увела груженого коня. Нойто как-то неловко было теперь уйти, и он продолжал следовать за женщиной, помогая поднимать тела на коней, – мертвых и живых. Мертвых, надо сказать, было куда больше, и от вида некоторых из них ему приходилось часто сглатывать, чтобы не думать, что на месте этого окровавленного куска изувеченной плоти мог бы оказаться он сам.
Когда они закончили, стояла глубокая ночь, ясная и холодная, – должно быть, ударил первый крепкий мороз в этом году. Нойто подумал о куаньлинах, – тех живых из них, мимо кого они проходили, разыскивая своих. Никто из них не доживет до утра.
Наконец, довольно долго бесцельно покружив по полю и убедившись, что больше им никого не найти, женщина снова села в седло. Нойто последовал ее примеру – сейчас он вообще не мог думать. Накатила усталость, неожиданно и противно затряслись колени.
К женщине присоединились еще две или три, тоже обыскивающих поле, и они медленно поехали куда-то в темноту, на ходу переговариваясь отрывисто и хрипло:
– Саадат мертва… Да, я ее нашла… Еще Боорту… Долган…Зира… Нет, Тава жива… вернее, была жива, но она получила рану в живот, скорее всего, не доживет до утра…
Нойто ехал под это бормотание, и ему казалось, что время остановилось.
Впереди замерцали огни, и Нойто обнаружил, что еще способен радоваться. Усталые лошади сами собой прибавили шагу, Нойто теперь уже видел пар от их и своего дыхания, окружавших их призрачным туманом.
Над лагерем висела мрачная тишина, далекая от радости победы. Нойто видел каких-то людей, поднятые им навстречу усталые, безразличные лица. "Но мы же победили!" – хотелось крикнуть ему. Неужели все это оказалось зря?