– Пусть будет, как ты хочешь, Унда, – голос угэрчи был глухим, – Легкого тебе пути.
– И тебе, – из последних сил выдохнул раненый, прежде чем черные пальцы левой руки угэрчи коснулись его.
Нойто почувствовал, что перестал дышать. Легкое дуновение коснулось его волос вместе с неожиданным ознобом. Угэрчи отнял руку, оставив на коже багровый отпечаток ладони. Раненый был мертв.
– Малих, – его голос вновь стал ровным, – Его к джунгарам. Джурджаган знает… знает, что делать.
" Этот человек был другом угэрчи" – вдруг понял Нойто, и что-то среднее между жалостью и ужасом затопило его.
Угэрчи шагнул к следующему. У него был перебит хребет, и на бескровном лице жили только глаза – яростные и умоляющие. Они поговорили безмолвно и черные пальцы тоже коснулись его.
И еще. И еще. И еще. Ряд живых, превращавшихся в мертвецов на его глазах под пальцами угэрчи, казалось, никогда не кончится. Некоторые из них были без сознания, и Нойто чувствовал что-то похожее на облегчение. Две женщины из числа всадниц Яниры были изуродованы копытами лошадей так, что Нойто смог понять, кто это, только по женским амулетам на груди. Но хуже всех были те, которые смотрели прямо и пытались шутить. После третьего Нойто попробовал было заплакать, но не смог, – только сухо, надсадно кашлял, словно больная кошка у очага.
Они шли по ряду, словно бы времени не существовало. Голос угэрчи был ровным, и Нойто поражался, что он помнит все эти безликие тени по именам. По именам, по родам, по племени. Он обещал кому-то позаботиться о его жене. Обещал выдать замуж чью-то сестру. Обещал проследить за посвящением сына. У Нойто голова кружилась от всего этого, хотелось упасть в снег, лежать и скулить, как больному зверьку, а угэрчи все шел и шел. После двадцатого воина Нойто стало казаться, что в воздухе вокруг в момент, когда останавливается дыхание раненного, раздается еле слышный, хрустальный смешок. Впрочем, после такого дня он уже ничему не удивлялся. Он послушно тащил бурдюк с архой и водой, подавал угэрчи смоченную тряпицу, чтобы отирать лицо. И отчаянно, невыносимо трясся, не в силах совладать с колотящей его дрожью, не имевшей ничего общего с холодом.
Он откровенно обрадовался, увидев белый нетронутый снег в конце ряда, – и возненавидел себя за эту радость.
Последний человек из ряда встретил их, приподнявшись на локте, что явно стоило ему нечеловеческих усилий. У него были оторваны обе ноги, кость ключицы вошла в легкое, из раны вместе с кровью вырывались протяжные свистящие хрипы. Нойто во все глаза уставился на него, совершенно не понимая, как с такой раной можно еще быть в сознании. Воля к жизни этого человека была невероятна!
Он не только находился в сознании – он говорил. И тон его был неприятным.
– Ну что, угэрчи Илуге, – раненый хотел говорить язвительно, но захлебывался и прерывался, из-за чего слова становились…душераздирающими, – Всех ли ты утешил из тех, кого повел на эту бойню?
– Сартак, – угэрчи говорил почтительно и устало.- Ты выберешь смерть сам?
– Можешь одевать кольчугу, – воин попытался рассмеяться, – Я не верю в эти глупые сказки о полях Аргуна. Если уж я отправлюсь туда, то без твоей помощи, щенок.
– Почему же ты пошел за мной?
– Потому что за тобой пошла вся степь, – с ненавистью процедил Сартак, – Не знаю, чем ты околдовал их, но все пошли за тобой, хоть я и пытался их остановить. И вот теперь я прав, но… но слишком поздно.
– Да. Слишком поздно, – эхом откликнулся угэрчи.
– Я могу чем-нибудь помочь тебе? – спросил угэрчи через какое-то время.
– Да, я хочу умереть, – у воина начинались судороги, глаза закатывались, – Но только не от твоей руки. Я хочу умереть смертью воина мегрелов.
– Малих! – крикнул угэрчи.
– Нет! – голос раненого слабел, – Я не хочу умирать от руки тэрэита, руки предателя. Пусть мне поможет этот охоритский мальчик.
– Он слишком юн, – мрачно сказал урэрчи.
– У меня нет… времени… – хрипел раненый. Он все-таки упал на спину, сквозь полузакрытые глаза виднелись белки.
Угэрчи обернулся к Нойто, и лицо его было таким, что тому немедленно захотелось стать размером с полевую мышь.
– Вождь мегрелов Сартак оказывает тебе великую честь, внук Кухулена, – торжественно и бесстрастно заговорил угэрчи, – Хотя я не осужу тебя, если ты откажешься.
– Что я…должен сделать? – неужели голос у него так дрожит?
– Мужчинам мегрелов, смертельно раненым в бою, перерезают шейную жилу. – здоровой правой рукой угэрчи показал, где именно.
Нойто покосился на хрипящего в полубеспамятстве мужчину, перевел взгляд на угэрчи. Говорить он не мог, только кивнул. Одно движение. Всего одно. Он не может настолько запятнать себя трусостью, – он, так стремившийся к этому бою. В конце концов, это ведь не более чем милосердие.
Его ноги так дрожали, что Нойто пришлось встать на колени напротив угэрчи, с другой стороны раненого. Он достал меч.
Удар вышел коротким, совсем коротким. Из-за того, что рука дрогнула в последний момент, Нойто не удалось отклониться от обжигающе горячей струи крови, ударившей в него. Позеленев, Нойто попытался стереть кровь с лица, шеи, волос, но только все больше размазывал ее. Воин, вождь у его ног обмяк, напоследок сумев-таки улыбнуться издевательской ухмылкой, которая так и осталась на лице в тот момент, когда вылетел последний вздох.
Нойто услышал совсем близко девичий смешок, – нежную хрустальную нотку в оглушительном барабанном бое собственного сердца. Очумело поднял глаза. Он вдруг различил за левым плечом угэрчи расплывчатую тень. Она струилась переливалась, становясь все отчетливей. Нойто увидел длинные сверкающие белые пряди волос, тонкую бледную руку, протянутую вперед…
– Не смотри, – услышал он голос угэрчи, поспешно сомкнул глаза, а когда открыл – вокруг была только темнота, в которой разливался запах смерти. Человек у его ног был мертв.
– Что… это? – протолкнул он сквозь пересохшие губы
– Это была Исмет, средняя дочь Эрлика, – сказал угэрчи, не поворачивая головы. – Та, что воину доводится увидеть всего один раз,- на вдохе, перед тем, как умереть на выдохе. Счастлив твой бог, что ты не успел посмотреть ей в глаза.
– Мне кажется, – словно в полусне, пробормотал Нойто, – глаза у нее…
– Голубые, – докончил угэрчи, – Как небо весенним днем.
Глава 2. Желания
Из-за ширмы доносился шепоток и стоны, не оставлявшие сомнений в том, что происходит за тонкой перегородкой, разрисованной лиловыми хризантемами. Потом из-за нее показалась маленькая белая ручка, сдернула небрежно брошенную поверх ширмы одежду. Раздался шелест: женщина одевалась, кокетливо отбиваясь от попыток мужчины помешать ей.
– Если бы я знала, что вы так ненасытны, мой господин, я бы никогда не зашла столь далеко, – укоризненно говорила женщина, но ее тон не позволял относиться к сказанному серьезно, – Сегодня я думала, вы разорвете меня!
Послышалось самодовольное кряхтение встающего с постели мужчины, короткое притворное взвизгивание и звучный шлепок по вполне определенной области.
– Эти забавы занимают у меня слишком много времени, – проворчал мужчина, но и в его тоне не чувствовалось настоящего раздражения, – скорее, так ворчат, смирившись с неизбежным.
Женщина засмеялась хрустальным смехом, и в этом звуке звучало торжество.
– Я надеюсь еще долго развлекать вас такими забавами, мой господин!
– Ты не женщина, а ведьма! – пробормотал с покорным вздохом мужчина. Слышно было, как он жадно и шумно вдохнул, зарываясь ей в волосы.
– Вы испортите мне прическу!
С этими словами женщина шагнула из-за ширмы, и идеально расположенные складки ее длинных одеяний, безупречно накрашенное лицо и ровная, волосок к волоску, прическа никогда не дали бы стороннему наблюдателю даже на мгновение заподозрить, чем она только что занималась.
Она была очень красива, – белокожая, большеглазая, с прихотливым изломом бровей. Ее четко очерченный подвижный рот придавал лицу тысячи различных выражений, в отличие от большинства женщин, обреченных из-за строгого дворцового канона либо подрисовывать его, либо забелять, и затем говорить, почти не шевеля губами,.