– Эдак мы затянем представление до темноты, – сказал он небрежно, одновременно задумывая обманное движение, чтобы затем быстрым колющим ударом поразить правую руку. Он уже понял, что не хочет убивать хайбэ, и старался ноносить удары, которые бы не причинили существенного вреда: идеальным было бы просто выбить этого ухмыляющегося куаньлина из седла или заставить выронить меч… Впрочем, он заметил, что и куаньлин наносит ему в корпус только скользящие удары.
– Уж не означает ли это, что ты готов сдаться? – хрипло выговорил Юэ, отбивая его удар и устремляя меч к его горлу. Илуге легко уклонился и их мечи снова встретились, зазвенев.
В этот момент чалый Юэ решил помочь своему хозяину и укусил серого за шею. Серый от неожиданности взвился на дыбы, Илуге качнулся, теряя равновесие… Меч куаньлина свистнул прямо рядом с его виском, слегка задев ухо…
Он услышал, как мать ахнула. Илуге быстро вывернул руку навстречу новому удару, и… Оба меча встретились и раскололись одновременно.
Снова твое колдовство, мама?
Как бы то ни было, Юэ был куда меньше готов к тому, что случилось. Инерция потянула его вперед и Илуге вместо того, чтобы отбросить меч, быстро резанул по подпруге, оказавшей как раз на пути. Седло Юэ начало сползать на землю, и в этот момент чалый взбрыкнул, получив несерьезную, но болезненную царапину обломком меча.
Казалось, вся плоащадь ахнула, когда Юэ начал падать. Следует отдать ему должное – он не грохнулся оземь всем телом а, извернувшись в воздухе, словно кошка, сумел приземлиться на ноги.
Илуге спрятал улыбку, увидев возмущенное выражение его лица.
– Ты проиграл, – сказал он, подъезжая к Юэ вплотную и нацепив ему в лицо обломок меча. Юэ с недоумением посмотрел на обломок меча в своей руке, потом на лицо Илуге.
– Это какое-то колдовство? – спросил он тихо.
Илуге на это пожал плечами. Прекинув ногу через луку седла, он легко спрыгнул на землю.
– Я полагаю, продолжать не имеет смысла. Не могу гарантировать, что со следующей парой мечей не произойдет то же самое.
– Но это нечестно!
– Честность не означает глупость, – не без яда Илуге вернул куаньлину его же фразу, – Уезжай, хайбэ. У тебя не будет другого повода сделать этого столь почетно.
Юэ наклонил голову, и какое-то время молчал. Затем вдруг быстрым движением преклонил одно колено и, не оборачиваясь, пошел к своим воинам, ведя за собой чалого.
Поняв, что поединок закончился, площадь разразилась ликующими криками.
– У тебя есть какие-нибудь просьбы? – крикнул Илуге в прямую, возмущенную спину своего недавнего противника. Тот презрительно передернул плечами, однако через два шага остановился. Обернулся.
– Есть. Из Шамдо я привез сюда…женщину. Ее зовут О-Лэи. Позволь мне послать людей за ней.
Илуге расплылся в ехидной улыбке, но ничего не сказал. Просто кивнул. Ему было довольно и того, что у хайбэ неожиданно и пунцово покраснели уши.
– Хайбэ Юэ! – неожиданно крикнула Ицхаль.
Куаньлин обернулся и, повинуясь жесту матери, подошел. Глаза Ицхаль искрились.
– Я так и не поблагодарила вас, хайбэ Юэ, – сказала она, спустившись на две ступени и становясь с ним вровень.
Тот явно смутился, что-то неразборчиво пробормотал, а потом замер, – когда ее руки вдруг сняли с него шлем и легли на затылок.
Илуге, удивленный этой неожиданной нежностью, увидел, что воздух вокруг головы Юэ задрожал. Глаза хайбэ вдруг широко распахнулись.
– Что… что это было?
– Несколько лет назад на Вас, хайбэ, наложили очень неприятное проклятие, – серьезно сказала Ицхаль, – Мы, жрецы, можем такие вещи видеть. Сейчас я сняла его. А должна была бы снять до поединка, – и тут она очень мило улыбнулась Илуге.
Рука Юэ дернулась к горлу, потом ослабла.
– Кто…кому это было нужно… – пробормотал он. Азарт боя уже схлынул с него, и теперь он казался обычным человеком – молодым, симпатичным и растерянным.
– Кому бы это ни было нужно, природа проклятий такова, что рано или поздно они возвращаются. И я вернула его его создателю, – ответила Ицхаль, – Теперь, что бы ни случилось с Вами, это не случится по чужой недоброй воле.
– Ваш дар поистине бесценен, – Юэ преклонил колено, – Я всегда буду помнить о нем.
– Я обязана вам своей жизнью и жизнью своего сына, – ровно произнесла Ицхаль, – И я тоже всегда буду об этом помнить.
Помни об этом и ты, сын.
Он поднялся на ступени дворца, рядом с матерью, и смотрел, как они уходят по Дороге Молитв. Быть может, уже очень скоро этот красивый хайбэ поведет своих безупречно построенных воинов на приступ Чод, – туда, где осталась Янира…
– Я оставила в Чод Цаньяна Джамцо, – негромко сказала Ицхаль, не поворачивая головы.
Опять читает мои мысли!
Илуге снова почувствовал злость. Резко развернувшись на каблуках, он толкнул ладонями полуоткрытые двери. За его спиной, – он успел увидеть, – на площадь выплывала длинная вереница жриц в белых одеждах с красно-черной эмблемой на Груди. Школа Гарда, изгнанные князем Ригванапади, спешили преклонить колена перед своей бывшей Верховной жрицей. Для матери, должно быть, это – мгновение высшего торжества. То, чего она желала. То, из-за чего они все оказались здесь. Илуге испытал приступ острого желания что-нибудь разбить.
Люди молча расступались перед ним, когда он шел по огромному залу, где верхняя часть длинной колоннады тонула в темноте. Он миновал приемный зал, затем еще один, и оказался в облицованном красной яшмой пышном покое, явно парадном. У дальней стены стоял массивный, вырезанный из черного блестящего камня трон.
Следом за ним покой начал заполняться людьми. Илуге чувствовал, как все они смотрят на него, все эти незнакомые люди в разноцветных одеждах, из которых неясно, кто они и почему здесь находятся.
У дальней стены, рядом с троном, бесшумно открылась небольшая дверца, и из темноты появился еще один жрец. Было в нем что-то неприятное, в его худом, нервном лице, в его улыбке, больше смахивающей на звериный оскал.
– Добро пожаловать, наследник, – без тени почтения то ли сказал, то ли прорычал он, – А где твоя мать?
Опять!
– Приветствует своих жриц, – коротко ответил Илуге. Он теперь стоял посреди зала, не слишком осознавая, что ему следует делать дальше.
Жрец ухмыльнулся.
– Что ж. Тогда позволь познакомить тебя с моими…послушниками.
В его голосе было что-то злорадное. Из темноты за его спиной выдвинулась гигантская сутулая тень.
Илуге невольно отступил на шаг, видя, как гхи медленно выпрямляется во весь свой гигантский рост. Илуге привык возвышаться над людьми, однако ужасное создание было выше его на добрую голову. С клыков его капала желтоватая слюна, глубоко посаженные глаза казались налитыми кровью.
– Не бойся, – жрец снисходительно взмахнул рукой, – Мои гхи полностью покорны моей воле. Именно они сделали всю грязную работу, которую вряд ли смог выполнить кто-то еще. Моя школа служит князьям Ургаха – это традиция…
В следующее мгновение гхи с нечеловеческой быстротой взмахнул своей когтистой рукой-лапой, и жрец упал наземь с разорванной глоткой.
Гхи прыгнул к Илуге. Дохнуло острым запахом падали и хищного зверя, огромная когтистая лапа полоснула воздух там, где только что находилась его голова. Но Илуге скорее инстинктивно, чем осознанно, ушел в сторону, и меч в его руке по короткой дуге взрезал покрытую шерстью грудь чудовища.
Оно засмеялось, если можно назвать смехом это захлебывающееся рычание. Меч не причинил ему никакого вреда.
Люди вокруг завопили и заметались. Гхи прыгнул на Илуге, сшибая его на пол. Его тело казалось сделанным из камня, и под этой каменной глыбой Илуге хрипел, не в силах сделать хотя бы вдох. Ужасные пылающие глаза оказались совсем близко, и в них Илуге прочел жажду, смешанную с мрачным удовлетворением. Это не было глазами зверя или безумца – чудовище точно знало, что делало. Оно хотело убить его. И убивало.
Медленно, наслаждаясь промелькнувшим в его глазах ужасом, чудовище сломало ему правую руку, заставив уронить меч с бессильным звоном. Боль растеклась по телу алой волной, грозя смести его, погрести под собой, превратив в скулящее, ничего не соображающее существо.