– Пей, отроче. – На этот раз мальчишка взял баклажку сам. Приложил к губам и блаженно зажмурился…
– Вкусный-то квасок! Благодарствую.
– Пей-пей… Сейчас еще и похлебкой попотчуем. Любишь, поди, гороховую-то, да с салом?
– Угу! Только у меня ложки нет. Потерял.
Услыхав про ложку, Довмонт невольно вздрогнул и повнимательней присмотрелся к спасенному. Тощий – одни ребра торчат. Узенькое бледное личико, синие большие глазенки… совсем как у святых на греческих иконах. Ресницы длинные, как у девицы, волосы грязные – копной… так что и ушей оттопыренных не видать.
Ложка… уши… Так это ж… Ну, сразу же догадаться можно было!
Князь вскинул брови:
– Тебя ведь Кольшей зовут?
– Угу. Кольшей. Я на Застенье, у Мордухи-вдовицы, живаху.
Парнишка даже не испугался – не было сил. Не дернулся, лишь моргнул глазами, скромно попросил похлебки.
– А то чую – пахнет уже, спасу нет!
– Кушай, кушай, – Довмонт ласково потрепал отрока по голове и прищурился. – А потом расскажешь мне все. Очень и очень подробно.
– Зачем – потом? Я и сейчас могу. Похлебки только еще налейте.
– Нальем, нальем, отроче. Кушай.
Спасенный рассказал всё. Что знал, конечно. Про то, как побежал в лес за хворостом – что его и спасло. Как увидел из-за деревьев чужих людей и немецкую барку. Как убили чужаки отроков – Еремеевых братцев и Овруча Микитку.
– Быстро так убили, ловконько. Ножиком – р-раз – и всё.
– Так злодеи, значит, с барки явились? – уточнил тиун.
Кольша дернул шеей:
– Не-а, не с барки. Барка-то и не подошла еще. Лиходеи из лесу вышли, к костру.
– А выглядели? Выглядели они как?
– Как обычно. Одного я больше запомнил – плечистый такой здоровяк.
– И узнать сможешь? – не поверив, переспросил Степан.
– Этого плечистого – смогу. Я его потом у нашей усадьбы видел. А вот второго… второго – может, и узнаю, а, может, и нет. Не разглядел толком.
После всего прочего дошла очередь и до людокрадов.
– Не-а, никакие они не людокрады – язычники! – облизав ложку, отрок тряхнул падавшей на глаза челкой.
Довмонт резко насторожился – самые худшие его опасения, похоже, сбывались.
– Язычники? С чего ты взял?
– Так кусты ленточками украсили. И еще идол у них был – они его кровью мазали.
– Идол?
– Идол, идол. Плюгавый такой, мелкий.
Кольшу оставили на островке. Не одного – с тиуном Степаном Иванычем, получившим задание еще разок отрока разговорить и, вообще, побольше с ним болтать – может, еще что и выплывет. Ну, тиуна учить не надо было. С другой стороны, и сам-то парнишка был еще слишком слаб, чтобы куда-то идти, тем более – по болоту… да и дорогу на материк знала одна лишь Рогнеда.
Снова потянулась трясина, зачавкала под ногами путников зыбкая, едва видная, гать. Шли все так же быстро, но долго, дольше, чем до островка. Уже небо сделалось синим, уже заблестела прозрачным серебром молодой месяц, красуясь среди танцующих звезд. Темнело, болото прямо на глазах затягивалось зыбким туманом, со всех сторон слышались какие-то жуткие звуки – громкие и не очень. Кто-то кричал, выл утробно… а вот – гулко и злорадно захохотал! Настолько резко, что сыскной парень Кирилл Осетров вздрогнул и едва не завалился в ряску. Зря испугался. Конечно же это была обычная болотная выпь.
Идущая впереди Рогнеда вдруг замедлила шаг и остановилась. Обернулась, махнула князю рукой:
– Ну, вот он, Черный остров. Пришли.
Он и впрямь выглядел черным, это остров посреди бескрайней трясины, тянувшейся до литовских непроходимых пущ. Черные деревья, казалось, вставали прямо из тумана, полусгнившие бревна гати торчали из-под ряски черными перебитыми ребрами, а впереди угрюмо чернели огромные валуны.
– Осторожней надо, – на всякий случай предупредила разбойница. – И тихо всем. Не болтать.
Да болтать никто и не собирался, окружающая обстановка как-то не особенно-то и располагала к милой и приятной беседе. Скорее, наоборот. Черные угрюмые ели словно сдавили путников, густой промозглый туман заползал под одежду, где-то невдалеке вдруг послышался звериный рык. Кто тут мог быть, интересно? Волки? Росомаха? Рысь?
– Тут полянка недалеко – заночуем, – Рогнеду сейчас и сам князь признавал за главную – понятно, почему.
Выйдя на поляну, усталые путники наскоро подкрепились разбойничьими припасами и повалились прямо в мох. Лишь кое-кто не поленился наломать лапника, большинство же обошлось собственными плащами. У кого, они, конечно, имелись. Впрочем, было довольно тепло, клубившийся над болотом туман тянулся только до леса, а здесь, на полянке, и вовсе исчез, растаял, словно речной лед поздней весной.