Бомба едва заметно вздрогнула.
Голем сделал еще шаг.
Здоровяк взлетел на насыпь, будто у него крылья выросли и рухнул ничком, прикрывая голову руками.
Голем равнодушно пошагал дальше… прямиком к бомбе!
Его ножища опустилась совсем рядом.
Земля дрогнула.
Бомба завалилась на бок.
Взметнулся огненный столб.
Мир перед глазами Пахомова разлетелся вдребезги. Взрыв ударил по ушам. Мелкие осколки градом отбарабанили по плечам и рядом рухнул оторванный глиняный палец.
Когда клуб пыли и дыма рассеялся, Пахомов увидел… ноги. Глиняные ноги сгибались и разгибались, маршируя на месте. С неба свалилась развороченная голова. От плоского лица осталась половина — тускло мерцающий огонек в глазнице мигнул и погас. Тут же марширующие ноги остановились и рассыпались глиняной крошкой.
Люди молчали… Люди смотрели… Замер даже каббалист. Поверх ладони так и не отпустившего его Жирдяя видны были лишь яростные, ненавидящие глаза.
Шум дорожных работ смолк на краткий миг… И возобновился снова. Стук, бряканье металла, лязг… Топот големов.
Сгребающий землю голем подцепил ковшом-ладонью кусок разнесенного на осколки собрата и принялся трамбовать его в насыпь.
— Отличная работа! — резко бросил прячущийся в тени «пан».
— А то! — залегший за насыпью Иван, поднялся, картузом обмахнул испачканные землей штаны.
— Так и продолжайте! — заложив руки за спину, «пан» зашагал вдоль насыпи — как хозяин вдоль поля перед посевом, прикидывая, сколько понадобится зерна и работников.
Иван кивнул и снова полез в сундук.
— Теперь до тех тащить? — деловито поинтересовался второй бандит в полицейской ферме и кивнул на трамбующих насыпь големов.
— Вас услышат! — опираясь кулаками об землю, прохрипел инженер Пахомов. — Сюда прискачет полиция.
Почему-то на этих словах бандиты захохотали.
— Взрывы услышат! — в отчаянии повторил Пахомов.
— А и услышат… — процедил тощий мазурик, лениво похлопывая дубинкой по ладони. — Так не удивятся — у вас на чугунке вечно щось грохочет! А решат проверить — так не раньше утра! Хотя так-то правый ты, путеец! Вот что значит образоватый! — тощий одобрительно похлопал Пахомова дубинкой по отбитому плечу, заставив инженера взвыть от боли. — До утра нам возиться не с руки. Эй, ты! Сколько тут твоих кукол, а? Семь? Восемь? — он обернулся к каббалисту. — Что уставился? Жирдяй, пусти его! — Жирдяй отпустил, и тощий палкой подцепил каббалиста под подбородок, заставляя поднять голову. — Зови всех, как ты там их зовешь! Пущай сюда свои глиняные зады тащут!
— Вы знаете, чего это стоит — голема сделать? Сколько расчетов… — прохрипел каббалист.
Тощий ткнул его палкой в грудь.
— Ты не о куклах своих, ты о себе думай! — со зловещей ласковостью процедил он. — Делай, что тебе говорят, не то… — он снова замахнулся дубинкой.
Каббалист отпрянул, покосился на лежащего Карташова, стоящего на коленях Пахомова и хмуро буркнул:
— Меня-то не бейте!
— Не бееейтеее? — издевательски протянул тощий. — А якщо вдарю? Что ты мне сделаешь?
И… Бац! Бац! Палка прошлась каббалисту по плечам, заставив его обхватить себя руками и присесть от боли.
— Я говорю: до крови не бейте! — выкрикнул он, вскидывая голову и требовательно глядя своему мучителю в лицо.
— Командовать вздумал? я тебе что, навроде глиняных кукол? — тощий зло прищурился…
— Эй-эй! — вскинулся Шнырь. — пан говорил, чтоб пока с истуканами не покончим, жида не трогали!
— Пана и послухать можно, а христопродавцы всякие мне тут указывать не будут! — рявкнул тощий и… дубинка с силой врезалась каббалисту в нос.
В подставленные ладони хлынула кровь.
Каббалист улыбнулся — треснувшие стекла пенсне зло и остро сверкнули в свете фонаря. И выплеснул кровь из ладоней на землю.
И наступила тишина.
Звуки стройки смолкли.
Сгребающий землю голем остановился, выпрямился и повернулся к людям на насыпи. Тусклые огоньки в его пустых глазницах начали разгораться и вспыхнули кострами багрово-алого пламени!
Недостроенная насыпь задрожала, будто по ней уже ехал поезд! Загрохотал топот тяжелых ног и пары пламенеющих глаз ринулись со всех сторон!
Самыми сообразительными оказались Петр и его охранник в мундире городового. Они кубарем скатились с насыпи и кинулись бежать.
Пахомова обдало теплым воздухом — голем пронесся мимо. Петр обернулся. Заквохтал, как квохчет курица, когда неумелая хозяйка уже прижала ее к колоде и заносит нож. Споткнулся на бегу и скорчился, закрывая голову руками и непрестанно вопя. Банг! Громадная ножища просто вдавила его в землю. Еще мгновение он шевелился, потом дернулся и затих. Вокруг медленно расплывалось кровавое пятно.