В его глазах Меттерних «совсем не похож на страшилище традиционной либеральной мифологии, на смесь из Люцифера и Макиавелли, Торквемады и фанфарона». Скептически относится французский историк и к автопортрету князя как «непогрешимого оракула, гения, парящего над слабыми человеческими существами, поборника Истины и Права (скалы порядка)»[10].
В реальности, убежден Г. де Бертье де Совиньи, все обстояло гораздо прозаичнее. Меттерних представлял собою «человека доброй воли и здравого смысла, великолепно осведомленного о личностях политиков и политических проблемах своего времени, искушенного во всех тонкостях дипломатического манипулирования, в гораздо меньшей степени доктринера и в значительно большей мере оппортуниста и реалиста, чем это может показаться на первый взгляд[11]. В конечном счете герой книги французского ученого „остается, несомненно, масштабной исторической фигурой, поскольку в нем воплощалась тенденция политической мысли и практики его времени“[12].
Во многом сближается с Г. фон Србиком автор одной из последних биографий Меттерниха, специалист в этом жанре, британец Десмонд Сьюард. Его книга увидела свет в 1991 г., когда Европа стала обретать новый, посттоталитарный облик. „Возникновение в 1990-х гг. объединенной Европы, наряду с распадом Российской империи, в Центральной и Восточной Европе придает актуальность наследию Меттерниха“[13] — утверждает Сьюард. По его мнению, меттерниховская формула легитимности (за вычетом династического элемента) и традиции могла бы оказаться полезной в Центральной Европе, где, как и в Европе после 1815 г., любые не обеспеченные мирными переговорами изменения границ 1945 г. чреваты ужасными последствиями»[14]. К сожалению, понятные опасения британского историка оправдались. Легитимность, по Меттерниху, как подчеркивает Сьюард вслед за Киссинджером, — результат принятия, а не навязывания. Что же касается традиции, то в основе ее, на взгляд князя, национализм сугубо культурный, а не расистский[15]. Либералы же были врагами Меттерниха потому, что либерализм означал для него революцию и войну. «Великими врагами» князя были также «шовинистический национализм» и «мессианский социализм». В то время, когда Европа движется к единству, «стоит вспомнить о ненависти Меттерниха к войне и шовинизму, его вере в старую христианскую Европу и об его дипломатическом гении»[16].
Проблематика, связанная с внешнеполитической стратегией Меттерниха, стала одним из стержневых элементов вызвавшей громкий резонанс книги Г. Киссинджера «Дипломатия» (1994 г.). Самого автора иногда называли учеником или последователем австрийского канцлера. Нетрудно обнаружить родство между киссинджеровской концепцией разрядки и меттерниховским эквилибром. Если в ранее упоминавшейся книге Киссинджера речь шла о сравнительно коротком периоде воссоздания европейского мира после наполеоновских войн, то теперь автор, успевший побывать главой внешнеполитического ведомства США, рассматривает проблемы формирования мирового порядка в глобальном ракурсе: от времен кардинала Ришелье до наших дней.
Среди творцов различных моделей миропорядка Меттерниху отводится существенная роль. При этом теорию и практику «европейского концерта» Киссинджер не привязывает исключительно к «веку Меттерниха». Он отмечает присущие ей универсальные черты, говорит и о соавторах австрийского канцлера. «Сила и справедливость гармонично дополняли друг друга. Установившееся равновесие уменьшало возможности применения силы; одинаковое представление о справедливости уменьшало желание ее применить»[17], — так выглядят, по Киссинджеру, наиболее общие принципы этой системы.
Интересно отмеченное им сходство между Меттернихом и президентом Вудро Вильсоном. Австрийский канцлер оказался предшественником американского президента «в том смысле, что он верил, будто бы единая для всех концепция справедливости является предпосылкой сохранения международного порядка. Хотя, конечно, его представление о справедливости было диаметрально противоположно тому, которого придерживался Вильсон…»[18]. Если американский президент «считал, что демократии миролюбивы и разумны в силу самой своей природы, то Меттерних называл их опасными и непредсказуемыми. Видя страдания, в которые республиканская Франция ввергла Европу, Меттерних отождествлял мир с легитимным правлением. Он ожидал, что коронованные главы древних династий если и не удержат мир, то, по крайней мере, сохранят фундамент международных отношений. Таким образом, легитимность становилась цементом, скрепляющим здание международного порядка»[19].