Выбрать главу

- Прощай, Недотяпа, - заплакала Лукерья, схватившись за угол передника, - бог с тобой!.. Бог с тобой, если ты нас обидел!

Недотяпа оглянулся с усмешкой на Лукерью, покачал головой и прошептал:

- Ладно коли, Лукерья… Коли чем недовольна, тогда возьму назад половину!

- Не дам… не дам, - бросилась Лукерья к печке и широко расставила руки в проходе за перегородку, - не дам… я тебя, кромешная душа, топором!… Топором!..

Недотяпа криво усмехнулся и дико проговорил:

- Коли так, прости меня, Христа ради!

И… вышел.

Лукерья долго простояла, как в столбняке, с расставленными руками, потом опамятовалась, зачастила кресты, смахнула тугую слезу и подбежала к окошкам: на селе ни души, только от метели в глазах словно саван мельтешит…

- Должно, что дунул задами… и в самом ведь деле, если встренется кому, отвалтузят!.. Дух выпустят вон! - оторвалась Лукерья от окошка и поспешно выбежала на улицу: мимо крыльца серебряной змеей вилась поземка, следы уже запорошило, а к гумнам за прозрачной сеткой февральской метели, которая путала дороги и тропки как бы в предвестии скорой весны, большими шагами, чернея в сугробах, шагал Недотяпа…

"Рази туда, к Ерусалину?" - сама себя спросила Лукерья.

Показалось ей, что у Недотяпы на лохматой непокрытой голове широко расставились в стороны черные большие рога… Потом же, когда Недотяпа подошел к гумнам поближе и в метельное небо поднялись с его головы князьки от заметенных снегом овинов, на которых лишь сверху крест-накрест переплетались черные жерди, словно и в самом деле какие рогули, - Лукерья смекнула ошибку и перекрестилась:

- Нет… нет… Недотяпа не такой человек!.. Святой!.. Святой человек Недотяпа, - вспомнила она вдруг про золотые, - истинное слово: святой!

С поля из-за овинов тут налетел резкий ветер, раздул шаром подол у Лукерьи, и в глазах у нее сразу пропали за вьюгой овины, и Недотяпа скрылся из виду; обернулась она, думая вернуться в избу, чтобы допечь алялюшки, и остолбенела: на крыльце, уставившись мутными искрасна глазами на оснеженные валенки, держался за скобку Никита Мироныч.

КРЕСТНАЯ МАТЬ

- Ты что тут, Лукерья, - удивился и Никита Мироныч, когда разглядел у крылечка жену, - али кого провожаешь?..

- До ветру вышла, Мироныч, - смущенно оглядела Лукерья необычно тихого, словно прибитого мужа, - метелица, вижу, поднялась… думаю: как ты доберешься до дома? Простынут у меня алялюшки!

- Да уж ты не ври: говори, кого проводила? - приоткрыл дверку Никита Мироныч.

- Ей-бо…что ты, Мироныч?

- По глазам вижу, что врешь!.. Будет тебе, больше половины уж знаю! -махнул рукой староста.

Лукерья оправила платок на голове и прошептала:

- Откуда, Мироныч, ты знаешь?

- Э…э, Лукерь, тут по селу бегает такой колоколец!.. Михайлу-с-Палочкой встрел.. стреляет! Дивлюсь, как это подают такому отрясу!

- Ну? - передохнула Лукерья.

- Ну, я было его остановил да насчет своего… по случаю барыни, потому не стерпел не сказать… всем-всем на этот раз разглаголил… Ну, а Михайла мне про свое… алялюшку, говорит, в твоей избе подал мне Недотяпа… Правда, Лукерья?.. Да что мы тут стоим на морозе?.. Пойдем-ка в избу… Ох, дела, Лукерь… ох, дела… Осподи, что же теперь?.. Куда же деваться? -запричитал Никита Мироныч, в темноте с расставленными руками пробираясь по сеням.

Лукерья шла неторопливо за ним и думала про себя, что давно уже так ее Мироныч не был сшиблен с порядка, должно быть, у барыни и в самом деле что-то такое случилось… Вошли они в избу, Лукерья к печке, а Никита Мироныч взглянул на младенца и, усаживаясь грузно на лавку, уложил руки на обе коленки:

- Седьмая, Лукерья, беда… и к нам, мать моя, привалила!

- Что… что, Мироныч, случилось? - схватилась Лукерья за груди.

- Что случилось… узнала наша дьяволица, что ты родила младенца…

- Ну-к что ж такого, Мироныч? - удивилась Лукерья.

- Как что ж такого… вот еще дура: в хресные лезет! Напрашивается!

- Да барыня несь у всех ведь в кумах побывала… нам даже обидно бы, кажется, было… - недоуменно Лукерья расставила руки.

- Да что ты, в уме… плакать по такой куме… да провались она в три дыры без покрышки! Я ведь только теперь вот разнюхал… отчего у нее хрестники на двор сами не ходят… Ох, ох, Лукерь, что нам делать теперь?

- Да батюшка, Микита Мироныч, да разъясни хорошенько, ей-бо, ничего не понимаю, как дура!

- Дура! - вскочил Никита Мироныч. - Тебе говорят: хрестники-то у нее слепые!.. Ну?.. Камень такой у нее на руке… на него даже больно смотреть… проведи по глазам и, значит: слепенькому подай Христа ради! Уразумела?.. А все Недотяпин оброк, провалиться бы ему сквозь дна без покрышки!

- Так, значит, барыня это юродит младенцев? - почернела Лукерья и бросилась к люльке.

- А ты думала, что… отчего, мерекала, последние годы у всех родятся слепые?.. Напросная хресная! - подморгнул Никита Мироныч, тоже на лице с чернотой за сединою.

- Ох, и сынок ты мой, последушек, - запричитала Лукерья, припав к колыбели, - последушек-поскребушек, ох, беленький воробушек!..

Никита Мироныч подошел к колыбели и тоже наклонился, не обращая внимания на Лукерьины причитанья; из-за полога просинились удивленные, широко раскрытые глазки, защекотал у младенца Никита Мироныч под подбородком и заагукал:

- Агу… агу, не хочешь ли творогу?.. Агушеньки… агу, барынин хресничек, агу, провалиться бы ей в преисподнюю, греховоднице!

- Ох, и не будет последушки у де…едушки, заба…авушки… и у ба…а…вушки! - еще громче заголосила Лукерья.

- Лукерья… полно, - испуганно оглянулся Никита Мироныч, - народ соберешь! Перестань, тебе говорю… Эх, наверно, звенит теперь мой колоколец: расколоколит про этот камушек за мое почтение! Молчок-мужичок, а на такие штуки первый дока!.. И старый и малый узнают… а узнают, -вздохнул Никита Мироныч, - все то же будет… кому до нас дело?.. Ну да хоть поговорят, и то ладно, - махнул он рукой.

Лукерья молча глядела не отрываясь на младенца и вытирала пологом слезы.

- А если, Мироныч, барыня тоже узнает, что ты так про нее говоришь? -шепнула Лукерья, не глядя на мужа.

- А шут с ней совсем: к одному концу! Вот ведь, Лукерья: а все Недотяпа с оброком с этим проклятым… жалко, жалко, меня не дождался! - грозно сверкнул Никита Мироныч глазами.

- Мироныч, не гневи бога, - строго сказала Лукерья, - молчи…и.

- Тоись что это такое: молчи?..

- Недотяпа так говорил: молчи, говорит, больше, молчи! Повесь, говорит, на язык лучше замочек!

- Эх, жалко, меня не дождался, показал бы я ему!.. Устроил бы молчанки… из бороды бы надрал мочалки! Ну да шут с ним совсем: отвалился, и ладно! Ты вот что теперь говори: что теперь делать, Лукерь?.. А?.. Куда, говорю, упрятать младенца?.. В лес сволочить, о таку пору волки… мороз… куда нам деваться? - схватился за седые редкие волосы Никита Мироныч.

- Не гневи бога, Мироныч… слушай-ка ты… а если да попробовать?..

- Што… што… попробовать?.. Што? - злобно перебил Никита Мироныч.

- Мироныч, можно за деньги у барыни волю купить? - прошептала Лукерья, оторвавшись от колыбели и закинувши полог.

- Да ты что, в уме?.. Ополоумела, что ли?.. За деньги!.. За деньги с того света нельзя вернуть человека, а остальное все можно за деньги!.. Только вот надо их к тому же иметь… дурак, сам дурак: сколько лет у барыни и не скопил… даже копейки про черный день! Эх, честнота… честнота - в кармане теснота! - Присел Никита Мироныч снова на лавку и отвернулся от Лукерьи.

- Да нет… ты меня не домекаешь… - заспешила Лукерья, - за Недотяпины, говорю, деньги.. за Недотяпины…

- Недотяпа рази деньги оставил? - привскочил Никита Мироныч.

- Оставил… оставил… я на улице побоялась тебе сказать… на ветру… потому и говорю: лучше молчи.

- Ну? - уставился Никита Мироныч в Лукерью.

- Ну и вот… принес, вишь, опять вроде барыне оброк… все тебя дожидался… уж плел-плел тут мне разные диковины да пустяковины… индо уши заломило его слушать… Доброе царство, говорит, есь на свете такое… Ну, словом, за дурочку меня принимает… А я ему и выложи, не будь дура, про барыню все начистоту… Ты вот, мол, оброк барыне опять принес, а она тебя святым чертом за этот оброк возвеличала!..