Как–то зашла в ГУМ, без всякой цели естественно. Покрутилась пару минут, купила мороженное и пристроилась у фонтана. Стою, жую, на воду поглядываю, народу никого. Напротив меня дядька, явно приезжий, тоже мороженное ест, у дверей ювелирного охранник скучает. Вдруг люди! Отовсюду, справа, слева, спереди, сзади. Вокруг фонтана в момент огромная толпа образовалась. И у всех в руках голубые таблички, а на них надпись «Катерина Ивановна». Они ими машут, словно ждут кого–то. Минут пять помахали, потом толпа рассосалась, да так быстро, что охранник у ювелирного даже испугаться не успел. Ну, думаю, и мне отсюда подаваться надо.
–Хай, пипл!–оборачиваюсь, Чопор,–Геноссинг, ты че здесь делаешь?
–Мороженное ем, а ты?
–Да вот зашел на моберов поприкалываться.
–На кого?
–На моберов. Это чуваки такие. Они собираются толпой, молча чего–нибудь изображают, а потом быстро разбегаются.
–А где они узнают чего делать–то надо?
–В Нете. У них это акцией называется.
–Ты тоже участвуешь?
–Не–е–е. Это у нас Финик любитель. Он меня сюда и притащил.
Я покрутила головой в надежде увидеть таинственного Финика.
–Не парься, нет его. У моберов так принято, быстро собрать толпу, потусоваться малость, и быстро исчезнуть.
–А ты чего не ушел?
–Так я же не мобер. А потом гляжу, ты. Как живешь–то?
–Так себе.
–Заметно. Может, чайку попьем?
–Плохой из меня нынче собеседник. Мне людей даже видеть не хочется. И тебя тоже. Извини.
–Бывает. Ну ладно, пока,–только я вперед, вдруг слышу–Геноссинг, погоди! На–ка вот.
И достает из сумки книгу.
Я сразу догадалась какую–Ты думаешь, она мне нужна?
–Может и не нужна, но пусть будет.
Книгу я взяла. Пусть будет.
***
Чопор оказался прав, книга действительно затягивала.
Сначала я ее просто так листала, лучше уж чужой бред, чем собственный, а потом вчитываться стала, думать. Не скажу, что хорошо получалось, но вот, ведь как интересно, вдруг заметила, что боли внутри уже нет. Вместо нее пустота и все по барабану.
Странная штука, но получается, что любовь, как смерть, только процесс умирания с конца происходит.
В смерти как, человек пребывает в покое и здравии и вдруг заболевает. Сначала боль едва заметная, потом все сильнее и сильнее, а в какой–то момент, становясь поистине нестерпимой, она достигает чудовищных размеров и заставляет терять связь с реальностью. Дальше неадекватное восприятие действительности, эйфория, и, наконец, покой.
В любви, по сути, происходит то же самое, но в обратном порядке. Живет человек спокойно, подчиняется заведенному порядку, все четко, понятно, право, лево, вверх, вниз, и вдруг удар, взрыв. Мир раскололся, полюс и тропики поменялись местами, осклизлые жабы превратились в изящных колибри, душа гуляет и радуется. Но в ее недрах глубоко, глубоко прячется страх. Страх потерять все, что так неожиданно стало смыслом, сутью и целью существования. И из этого страха незаметно выползает маленький комочек боли, мутируя и, разрастаясь до огромной величины, а когда эта величина превышает все мыслимые и немыслимые объемы, когда уже нет сил терпеть, она вдруг куда–то девается, и на смену приходит успокоенная опустошенность и спасительное безразличие.
Оказывается, безразличие не самое плохое состояние, по крайней мере, ничего не отвлекает, можно мозги в порядок привести.
А время–то идет…..
Чего делать непонятно, куда деваться не знаю. Па–а–аршиво!
Сижу как–то вечером, по привычке «Дао» перелистываю. Чувство такое, будто что–то важное пропустила. Где же это? «Лишь только выделил мир красоту, появилось на свет уродство»…., нет, не то….. «В два обхвата деревья начинались когда–то с побега»…., не то…. Вот оно!.... «Переставая цепляться за старое, освобождаешься от потерь». Опа!
То ли старик действительно великий мудрец, то ли я поумнела? Одно ясно, ничего мы с Котовым не забудем, и друг другу не простим.
Значит, все. Назад дороги нет….. Да было. Хорошо было. Больше не будет.
Вопрос закрыт……..
А через несколько дней меня разыскала моя преподавательница иностранного. В представительство итальянской фирмы требовался человек на прием и отправку корреспонденции. Для этого моих знаний итальянского было вполне достаточно. Просидев, на всякий случай, два дня за учебниками, я помчалась на собеседование. Там мне задали всего два вопроса.
Первый звучал так:
–Кира Васильевна говорила, что вы ее лучшая ученица?
–Си, сеньоре,–с чудовищным акцентом, но с нахальной улыбкой во все тридцать два зуба.