— Так и быть. Артак с тобой! — великодушно согласился Буршан. — Вели слугам баню приготовить. Ополоснуться хотим с дороги. Усталость смыть. А повара твои пусть над горячей едой похлопочут, да к нашему возращению из бани стол накроют.
— Слушаюсь! Слушаюсь, княже! — несмотря на полноту, Мартын резво вскочил на ноги и убежал раздавать указания слугам.
Буршан с Таней переглянулись и прыснули.
— Узнаю свою Таню, шутницу и хохотушку, — присаживаясь рядом с ней и целуя ей руку, сказал Буршан.
Эта маленькая сценка разрушила напряжение между ними. Таня уже не смотрела на князя холодно, как раньше и улыбка её была тёплой.
— Ну, вы даёте, ребята! — покачал головой Артур. — Я уж и не знал, что делать — то ли Буршана останавливать, то ли хозяина с пола поднимать. — Он тоже рассмеялся. — Нашли же вы друг друга! Ну, точно, как в поговорке: два сапога — пара.
— Ага, — смеялась Таня, — да оба на левую ногу…
Буршан взял Таню за руку и поцеловал её ладошку.
— Не изволят ли сиятельные господа отвара или морса? — прозвучал нежный голос юной служанки. — Пока вы будете наслаждаться напитком, банька прогреется. — Она мило улыбнулась.
— Я бы морса выпила.
— Из таруны или из зерики?
— Из таруны.
Служанка присела в лёгком поклоне и поспешила выполнить заказ.
— Так, ребята. В баньку первым пойду я, а то вы там задержитесь ещё… — лукаво посмотрел на них Артур, поднимаясь из-за стола.
— Тогда и ужинай, не дожидаясь нас…
В предбаннике Буршан заключил Таню в объятия.
— Не надо, — отстранилась она от него.
— Почему? Ты не соскучилась по мне? — Буршан запаниковал. А вдруг и правда, не соскучилась? Вдруг с Саруком ей было так хорошо, что он, Буршан, ей теперь противен? — Ты не хочешь меня?
— Дело не в этом. — Таня повела плечами, словно озябла. — Просто у меня такое чувство, что за нами следят. Хозяин этот, Мартын, он скользкий какой-то… Мне он ещё тогда не понравился, когда мы с Саруком тут останавливались…
— Ну, хочешь, я прикажу его казнить, а постоялый двор спалить к Гнессу? Хочешь? — Буршан произнёс это так громко, что подслушивающий у дверей бани Мартын опрометью бросился вон.
— Не надо, — Таня улыбнулась и погладила князя по плечу. — Давай лучше помоемся быстрее. Я думаю, Артур без нас ужинать не начнёт и всё остынет.
Когда они вошли в обеденный зал, Артур действительно сидел за пустым столом. Только кружка с морсом стояла перед ним. Увидев Таню с князем, Мартын сам лично поспешил с подносом к столу.
— Вот! — гордо указал он на дымящуюся чашу. — Это новое блюдо называется солянка. Это такая густая похлёбка с разными видами мяса. Пикантности в нём прибавляют…
— Знаю я эту похлёбку! — отмахнулся князь. Ещё бы не знать, если рецепт похлёбки его Таня сама в харуш принесла. — Вот сейчас попробую, как его твои повара готовят.
— Как же знаешь? Откуда? — Мартын всплеснул пухлыми ручками. — Это невозможно! Её мой старший повар придумал.
— Не лги князю! — рявкнул Буршан. — Её моя хозяйка придумала. И в Голубой Дали похлёбка эта давно в фаворе. Наливай лучше. Попробую твоё варево.
Мартын из большой чаши налил собственноручно солянку сначала в тарелку князю, потом Артуру, потом Тане и замер рядом в ожидании того, что скажут высокие господа.
— Хороша солянка, — одобрил князь после первой ложки, — но у моей хозяйки всё равно вкуснее. — Он поцеловал руку Тане. — Ну, так и будешь над нами стоять, пока мы едим? — повернулся он к Мартыну.
Тот быстренько ретировался. Обычно у князей характер тяжёлый, а этот из Голубой Дали так прямо чистый зверь. Вот о чём думал Мартын, отсчитывая золотые монеты, что бы вернуть их князю. А то, не ровён час, действительно спалит его постоялый двор…
После сытного ужина, который и вправду был хорош, друзья разошлись по комнатам. Таня и Буршан лежали на мягкой перине. Князь склонился над своей любимой. Обнял её, подвигая к себе поближе:
— А тут у тебя есть ощущение, что за нами подглядывают?
— Тут нет, но… Буршан, пожалуйста, подождём до возвращения домой, — попросила Таня. — Я себя почему-то тут неловко чувствую… всё чужое…
— Хорошо, — не стал настаивать князь. Он нежно поцеловал свою женщину в губы, с радостью отметив, что она ответила на его поцелуй. — Спи, голубка…