— Так спасли императора Константина от дядюшки? А, Айлан? — в установившейся тишине спросила Ольга, как всегда в последнее время сидевшая рядом с великим князем.
— Патриарх Евфимий молился Христу и днем, и ночью о спасении наследника и вымолил у Бога достойную жизнь для императора Константина, — тихо оповестил всех Айлан и тяжело вздохнул.
— Ну, я это к тому, что Христос твой еще не покарал царствующих во зле императоров, ну да Бог твой им судья; а я одного прошу, дорогой мой зятюшка, меня в свою веру больше не сватай! Я язычник, и хоть дюже бедовый по молодости бывал, но сравниваться с делами твоих христиан-правителей не собираюсь! Ибо мой верховный жрец больше мне пользы приносил, чем твои советы! — сердито сказал Олег.
Все громко и беззаботно посмеялись, а Олег, выждав тишину, вдруг объявил:
— Бастарн! Мне нынче… Рюрик приснился!
В гридне все замолчали, настороженно посматривая то на верховного жреца, то на великого князя, а тот вдруг, обращаясь к Ингварю, спросил:
— А тебе, сынок, отец не снится?
— Нет пока, — угрюмо ответил Ингварь и отвернулся от дяди.
— Ему все время снится почему-то наша плесковская смотровая вышка, — удивленно проговорилась Ольга.
— Ах да! Вальдс в Плескове построил высокую сторожевую вышку! Надо бы и в Киеве подрастить старожилку, а то маловата становится: город растет вширь, и не все теперь с нее видать! — подхватил Олег, но быстро оборвал себя. — Вот умру, тогда Ингварь для тебя, красавица, построит в Киеве самую высокую старожилку! — неожиданно сказал он мрачно и глянул племяннику в затылок.
— Готовься, Ингварь, к государевым делам присматривайся!.. Но прежде мы с тобой объедем всю нашу Русь, и ты полюбишь ее всем сердцем, как родину! Да будет тако, молчаливый племянничек? — с угрозой в голосе спросил Олег, и снова в гридне воцарилась напряженная тишина.
Все смотрели на Ингваря и ждали от него ответа.
Княжич нахмурил свое красивое женственное лицо и изучающе посмотрел на дядю. «Вот уж не знаю, вытерплю ли я тебя в такой долгой поездке! Никуда я не хочу с тобою ехать! Надоел ты мне со своими советами!..»
Ингварь с откровенной ненавистью смотрел на дядю и молчал с тем упорством, с каким дядя ожидал от него ответа.
— Все ясно, — глухо сказал Олег, так и не дождавшись ответа от племянника. — Ты никогда не хотел разделять со мной риска нашей жизни и набираться опыта в княжеских делах Не мне нужно твое желание объехать всю нашу Русь! — закипел Олег от негодования. — А тебе это необходимо! Силой повезу и в одной ладье с собою! И только тогда надену тебе на шею отцову цепь с соколом, когда увижу, что ты достоин ее носить! — гневно завершил он и троекратно заключил: — Да будет тако!
Оставив Киев на своих зятьев, Олег через неделю отправился в небольшой поход всего на трех ладьях, со своими преданными людьми вверх по Днепру, в город Любеч, чтобы показать Ингварю все тайные сторожевые вышки, поставленные им в тех ключевых местах, где пролегал путь из одного городища в другие. Так, высокая деревянная башня, скрытая ветвями березы, ясеня и тополя, стоявшая на подступах к Любечу на высоком правом берегу Днепра, следила сразу за водными и сухопутными дорогами, ведущими с запада к Чернигову, Новгород-Северскому, Турову и от Искоростеня на Киев.
Ингварь нехотя слушал назидательное повествование дяди о необходимости наблюдать за движением на всех дорогах и, когда тот предложил ему подняться и самому посмотреть сверху на просторы, легко уязвимые со всех сторон, Ингварь не посмел ослушаться старого князя и полез на Любечскую вышку, стоящую рядом с маленьким деревянным кремлем, защищенным со всех сторон лесом. Преодолев девять лестничных пролетов, Ингварь поднялся на высоту птичьего полета и глянул вниз. Красивый, пестрый осенний убор деревьев, желтый наряд полей и близость холодного голубого неба сделали свое дело: Ингварь вцепился в поручни перил смотровой вышки и не мог оторвать глаз от земли, которая вскормила и вырастила его. Голубая гладь Днепра, извивающегося далеко внизу, казалась такой робкой и беззащитной, что ему сразу захотелось огородить ее от невидимого пока врага. Ингварь вздохнул глубоко, полной грудью и улыбнулся счастливой улыбкой молодому стражнику, который переждал, когда уляжется волнение княжича, и показал ему, где еще скрываются сторожевые вышки, охраняющие подступы к Киеву с востока и запада.