– Понимаю. Вот только, когда мы отдыхали около озера с девчонками, нам не приходило в голову прыгать в озеро со скалы, которая расположена от кромки воды в шагах двадцати! Как вы собирались до озера‑то долетать? К тому же, под той скалой множество острых камней.
– Ты уже ответила на свой вопрос. Именно, долетать. Палаэль предложил использовать заклинание левитации. Я пытался его отговорить, но где же там! Он же упертый, сама знаешь.
– Да уж, – Рокуэл с ногами забралась на мою постель, устраиваясь поудобней, – но, как я понимаю, сорвался он со скалы не во время этих сомнительных прыжков.
– Ничего мы не успели, – пожал я плечами, – оставили коней под скалой и полезли. А когда до вершины оставалось совсем чуть‑чуть, Палаэль сорвался.
– Оступился?
– Нет, с координацией у него всегда было все в порядке. Просто выступ под ногой вдруг раскрошился. Я лез следом за ним, поэтому все видел. Представляешь, обычный выступ! Я бы тоже на него ногу поставил, если бы был первым. Ладно бы на нем трещины были, так нет же. Хотел еще попытаться подхватить Палаэля, когда он начал падать.
– И?
– Не успел. Да и позже, после всего, подумав, пришёл к выводу, что полетели бы с ним в этом случае вместе. Представляешь? Мы бы оба умерли там от полученных ранений, так как кроме нас на озере в тот момент никого не было. Так хоть я до дому Палаэля дотащил. Я смутно помню… отрывками… Как спускался, снимал Палаэля с камней, крепил его к коню, возвращался домой. Потом помню Дом Палаэля, выбегающих родственников, короткий разговор с целителями. В себя пришел уже в своей комнате.
– Говорят, что с Палаэлем все в порядке, – заметила Рокуэл.
– Да, – кивнул я, – заходила мать, сказала об этом. Правда заметила, что послезавтра я еду в Академию один. Значит, все‑таки, повреждения у Палаэля очень серьезные. Им же архимаги занимаются и при незначительных ранах поставили бы на ноги уже к сегодняшнему вечеру. Я даже представить боюсь, что с ним.
– Не волнуйся, все с ним будет в порядке, – сестра поднялась с кровати и, погладив меня по голове, вышла из комнаты.
Королевский Дом Алмазной Короны
Комната целителей. Капитан Вихрь (Александр).
Темнота.
Открываю глаза, но сфокусировать зрение не получается. Закрываю глаза.
Я что, вчера перебрал? Голова немного побаливает, все кости ломит. Та‑а‑ак… Пытаюсь вспомнить, что я вчера делал. И с кем. Мать твою, как же голова разболелась! Чувствую, что становиться плохо. Очень плохо. Куда‑то проваливаюсь…
« Иду вместе с майором Тишкиным в штаб округа. Он у нас прибыл из Чечни. Назначили начальником вещевой службы. Здоровый мужик, с явно оформившимся „амортизатором любви“. Ну, так он сам свой живот называл. Мне самому надо в КЭЧ, но поскольку машину до Екатеринбурга командир выделил одну, пришлось совместить и его дела, и мои. В штабе округа, у дежурного подполковника, выяснили, что начальник вещевой службы округа заболел. Вместо него остался прапорщик, который ни хрена никому не дает. Видимо, чтоб начальник потом не орал, что дал не то, и не тем. Но Тишкина это не остановило.
– Смотри, Саня и учись, пока я с тобой, как надо прапороидов воспитывать… Обрати внимание, КАК с ними надо разговаривать! Научишься – будешь жить хорошо, все и всегда будет поступать тебе вовремя! – с этими словами Тишкин решительно направился на третий этаж, где, как объяснил дежурный, и находилась резиденция данного прапорщика. Мне почему‑то стало его заранее жалко. К слову будет сказано, по всему штабу округа шел грандиозный ремонт. Все везде завалено, всюду строительные материалы и мусор. Прочие прелести подобных мероприятий, в виде праздно шатающихся рабочих, постоянно висящей в воздухе пыли и многого другого, тоже присутствовали. Добрались мы, значит, до цели – обычной двустворчатой деревянной двери. Ни надписей на ней, ни других обозначений. Но точно – она. Тишкин приостановился, и со всего размаху впечатал в эту дверь свою правую берцу сорок последнего размера. Дверь разве что не вынесло с петель! Заходит внутрь со словами: „Ну, здравствуй…“. Я за ним. Тут утыкаюсь ему в спину, чувствую – сдает назад. А позади Я. Выглядываю у него из‑за спины. Картина: длинный стол‑взлетка, за ним сидит штук десять полковников, успеваю заметить парочку генералов, а во главе стола – медленно наливающийся кровью первый заместитель командующего Приволжско‑Уральского Военного Округа генерал‑лейтенант Мирошниченко. Совещание, видите ли, он тут проводить соизволил. Как впоследствии выяснилось, каморка с нужным прапорщиком находилась этажом ниже, а здесь был кабинет первого зама… Начинаю тоже сдавать назад, уже синхронно с Тишкиным. И тут раздается рев:
– Вы‑ы… ты‑ы‑ы…!! А НУ, СТОЯ‑Я‑ЯТЬ!!!!!!
Из этой обители, в которую мы имели честь так неосторожно войти, мы вышли минут через пятнадцать. Оба красные, как раки. С разорванными (в моральном смысле) пятыми точками… Повезло еще, что наша часть московского подчинения, а не окружного.
– Не‑е‑е, Игорь – говорю я, минут через пять, когда в себя приходить начали – не буду у тебя учиться, с прапорщиками разговаривать… Неприятное это занятие…
Тишкин ничего не ответил, молча перебирал ногами в направлении нашего Уазика.»
Снова выныриваю из глубин своего сознания. На этот раз попыток открыть глаза не делаю. Попытался «прислушаться» к самому себе. Вроде руки целы, ноги тоже чувствую. Тело на данный момент не болит. Вновь пытаюсь открыть глаза. Фокусирую взгляд. Вроде получается. Поворочал шеей – тоже нормально. А что это у нас вокруг? Какое‑то сплошное покрывало со всех сторон. Ба‑а‑а… Да это же похоже на балдахин над кроватью! Точно, у женщины дома оказался. Ну, и где я вчера так прекрасно «посидел»? Еще раз попытаемся вспомнить. И тут воспоминания навалились на меня каменной плитой! И тревога по грозе, и патрулирование по установленному маршруту, и пожар на складе ГСМ, и взрыв цистерны, и накатывающая на меня стена огня. Понимаю, что после такого выжить вероятность слишком мала. Да если бы и вытащили меня каким‑то чудом из окружающего на тот момент ада, то ожоги были бы несовместимы с жизнью. Ведь фактически искупался в горящем топливе. Никакой камуфляж не спас бы. Здесь же, насколько чувствую свое тело, никаких повязок и, уж тем более, ожогов. А может, я уже на том свете? Только больно странный он какой‑то, этот «тот свет». Противоречит всем церковным канонам. Там же вроде врата должны быть. И святой Петр на страже их, распределяющий поток душ на праведных при жизни, и не праведных, направляя первых в рай, ну, а вторых – в места, предполагающие наличие печей, расплавленной лавы и других адских прелестей. Да и ощущения слишком реальные, а душа не материальна, поэтому не должен чувствовать свое тело. Так, во всяком случае, мне казалось. И что дальше делать? Хотя, если подумать, за мной кто‑то ухаживает. Или нет? Ну, в конце концов, кто‑то же меня сюда принес, белье, опять же, наверняка меняют – «пахнет» свежестью. Значит, остается только ждать. Может, кто придёт и прояснит ситуацию.
На этом попытался абстрагироваться от окружающего мира и ни о чем не думать. Через некоторое время задремал.
* * *
Проснулся я от голосов. Мужской и женский, довольно приятные, мелодичные. Только вот говорят на каком‑то иностранном языке. Точно не немецкий, его я в школе изучал, но и не английский – его «опознать» я бы смог. И какие иностранцы в центре России – матушки, да еще на закрытом объекте министерства обороны? Приоткрыл глаза и скосил их в сторону говоривших. Балдахин был откинут, открывая вид на помещение, где я нахожусь. Точно не госпиталь – убранство хоть и необычное, но явно дорогое. В госпиталях все попроще и победнее. Всюду, где только можно, стоят горшочки с цветами самых разнообразных форм и расцветок. Мебель выполнена под антиквариат, причем не фабричного изготовления! Комод, стулья и все прочее явно собраны вручную. Окна чуть прикрыты шторами, на которых что‑то изображено. Подробнее, из‑за складок, рассмотреть не удается. Как понимаю, кровать расположена около стены, противоположной окнам.