— Нет, братья, до Киева мне далеко. По старшинству не вышел. Или забыли про лествицу?
На Руси власть не передавалась от отца к сыну, как это было принято в большинстве стран, а наследовалась родом Рюриковичей по старшинству. Самый старший в роду владел страной и находился в Киеве. Это великий князь киевский. Рядом с ним находились князья с сильными и богатыми княжествами. Средние по возрасту князья владели средними по значению княжествами, а младшим доставались окраинные, захудалые владения. Но, подрастая, младшие переходили в средние княжества, а из средних — в более значимые земли, поближе к Киеву, а повезет — и становились великими князьями. Правда, в последние годы этот порядок начинал нарушаться, власть великокняжескую брали силой и хитростью, а Киев стал разменной монетой в руках могучих и изворотливых правителей.
— Что там лествица, — тотчас возразил боярин Избигнев Ивачевич, сорокалетний красавец, пройдоха и гуляка, но храбрый воин. — Вон князь суздальский Юрий Долгорукий уже Переяславль захватил, так и метит на киевский престол. А какие у него права? Перед ним еще двое братьев в очереди, а он с этим не думает считаться. Потому как у него — сила! А разве у тебя, князь, не такая сила, как у Долгорукого?
— Может, и такая, да спесивость не та, — скромно ответил Владимирко. — Пусть они там воюют, а я здесь буду хозяином, мне и здесь хорошо. Может, когда попросят, так я подумаю…
— Вот золотые слова молвил князь! — вскочил со своего места Избигнев Ивачевич. — Пусть они там друг другу глотки перервут, в битвах и сражениях обессилят, а мы тут как тут, нате вам, прибыли! И все будет наше!
Владимирко засмеялся, сокрушенно качая головой, за ним дружно заржали и гости, прекрасно поняв, что боярин угодил в точку, высказав затаенные мысли князя.
— А пока я здесь хозяин, — продолжал Владимирко, когда в трапезной стихло, — хочу судить-рядить по-своему, как моей душе угодно. А угодно мне щедро наградить моего племянника Ивана Ростиславича.
Владимирко кинул многозначительный взгляд на Ивана, и тот понял, что, дескать, прощаю тебе твой промах — неисполнение приказа о расправе над жителями Вислицы, и ты должен в полной мере оценить широту моей души.
— Впервые он возглавил перемышльскую дружину и показал себя храбрым и умелым военачальником, за что передаю ему во владение один из моих уделов. Так вот, с этого времени Иван Ростиславич становится князем Звенигородским!
Зал взревел от проявления такой щедрости князя, рядом сидевшие гости стали поздравлять Ивана. От неожиданности он несколько растерялся, бормотал что-то в ответ. И тут заметил взгляд Анны, обращенный на него. Она ласково улыбалась, а глаза светились непритворной радостью. И вдруг тепло и светло у него стало на душе, словно вошел он в весенний сад с зеленой травкой и цветущими деревьями, и с голубым небом над ним…
Из Галича Иван сначала вернулся в свой родной Перемышль. Отец, узнав о новом назначении сына, истово перекрестился и сказал:
— Наконец-то кончатся твои безалаберные увеселения, и ты займешься настоящим делом. Век буду благодарен своему брату, что он не поскупился и выделил в твое владение большой удел. Правь княжеством, сын, со старанием и большим прилежанием, чтобы я гордился тобой. Хочется мне верить, что там ты найдешь свою судьбу, женишься, пойдут дети, которые наследуют власть в Звенигородском княжестве, и не искоренится наш род, а будет укрепляться из века в век!
А потом, уже за застольем, которое было организовано в честь такого события, старый князь прослезился и сказал:
— Какое звучное название у твоего города, как оно ласкает мой слух — Звенигород! Полюбился он народу. Недаром на земле Русской стоят несколько городов с таким именем. Есть еще один Звенигород на нашей Галичской земле, известен Звенигород под Киевом, а недавно вернулись купцы из Суздальского княжества и поведали, что и там выстроен Звенигород на Москва-реке…
Через неделю отправился Иван в свой удел. До дальней околицы проводила его Таисия. Шагая рядом с его конем, она говорила сквозь слезы:
— Взял бы ты меня с собой, Иван. Что мне без тебя делать?
— За ум надо браться, Таисия, — наставлял ее Иван теми же словами, как когда-то поучал его отец. — Про баловство надо забыть, мы уже выросли из этого возраста, взрослыми совсем становимся.
— Так я про то и говорю, что повзрослели мы. Поэтому и не должны расставаться. Как я буду жить без тебя?
— Выходит, мне тебя и всех своих дружков забрать с собой?
— При чем тут дружки? Ты меня одну возьми.
— А твои родители? Что они на это скажут?
— Я с ними говорила. Они не против.
— Вот ведь ты какая, за всех решаешь, кому что делать… Ладно, поживу, огляжусь, может, и тебя приглашу.
— Так я надеюсь, Иван?
— Надейся, надейся. Мало ли как в жизни все может повернуться.
Звенигород был расположен примерно на полпути между Перемышлем и Галичем, на невысоком холме среди болотистой равнины. Город окружала деревянная крепостная стена с башнями, в одной из башен были сооружены массивные дубовые ворота, обитые железными листами. К ним вела единственная дорога, уложенная жердями и тонкоствольными деревьями, чуть в сторону — трясина, из которой не вылезти. Широкий ров, заполненный болотистой водой, был еще одной серьезной преградой на пути врагов.
Жители города вышли из ворот встречать нового князя. Впереди шествовали священники с иконами и хоругвями, следом бояре и купцы, а позади толпился ремесленный, торговый и прочий податной народ. Иван сошел с коня, отведал хлеба и соли, поднесенные цветасто наряженными девушками, низко поклонился:
— Здравствуй, народ звенигородский!
— Здрав будь, князь, — нестройно ответила толпа, с любопытством разглядывая молодого князя. А потом наперед вышел боярин Мирослав Андреич, солидный, с окладистой бородой, проговорил густым басом:
— Добро пожаловать, князь Иван Ростиславич, в город наш на славное правление. Желаем тебе богатырского здоровья и долгих лет жизни!
Люди расступились, и Иван пошел по живому коридору. Перед воротами остановился и помолился на образ Христа, что висел над самым входом. После чего последовал в город.
Сначала ему попадались обычные, ничем не примечательные дома, сложенные из бревен, с маленькими окошечками, закрытыми в большинстве бычьими пузырями, а то и просто задвижками, которые задвигались в период холодов. Поближе к центру пошли терема купцов и бояр, здесь и окна были побольше, и затянуты они были где слюдой, а где и цветным стеклом. Миновал деревянную церковь, против нее увидел княжеский дворец, двухъярусный, крытый черепицей, с резными дверями и наличниками на окнах. В самом просторном помещении — гриднице — в честь князя были накрыты столы, за которыми и произошло чествование Ивана Ростиславича.
Немного пообвыкнув, Иван первым делом собрал Боярскую думу. Так повелел ему отец, потому что главной силой в княжестве были землевладельцы-бояре. Вся плодородная черноземная земля была поделена между ними. Каждая вотчина включала в себя десятки крестьянских селений, боярских дворов со скотом, домашней птицей и прочей живностью. Многочисленные склады, амбары и сараи хранили полученные урожаи; конюшни, скотные дворы, птичники обслуживали десятки и сотни слуг, бояре получали огромные доходы. У бояр было свое войско, свои охранники, свои неписаные законы, свои судьи. Каждая вотчина была маленьким самоуправляющимся государством в государстве, и боярин был полновластным правителем в нем. В то же время князь почти ничего не имел, кроме власти и дружины в полторы сотни человек, и полностью зависел от своих подчиненных. Важно было отладить свою власть таким образом, чтобы бояре нуждались в нем, своем князе, шли за ним и поддерживали в нужные моменты; он же со своими дружиной, многочисленными слугами и помощниками должен был помогать им вести хозяйства и способствовать их дальнейшему развитию. Боярская дума была тем органом власти, где наиболее полно проявлялось сотрудничество княжеской и боярской власти.
После положенных взаимных приветствий Иван сказал:
— Рассказывайте, господа бояре, о своих нуждах своему князю, какие заботы вы носите с собой и как смогу я помочь вам в их решении.