— Обидел ты меня, князь! До глубины души обидел! — в сердцах выкрикнул Кучка и выскочил из горницы.
Вечером Юрий пошел к Агриппине. Просторную избу освещала лучина, две кровати — одна детская, другая — двуспальная, на резных ножках стол, хорошей работы стулья, а на стене висел красочный ковер. Зажиточно жил конюший, царство ему небесное.
— Можно, хозяюшка? — спросил он с порога.
Она занималась какой-то работой возле печи, тотчас обернулась, щеки ее порозовели.
— Добро пожаловать, князь. Всегда рады твоему приходу.
Он присел за стол. Она тотчас наносила разнообразную еду, а потом поставила кувшин вина.
— Пей и ешь, князь, на здоровье. Угощаю от чистого сердца.
— Спасибо, Агриппина.
Неуловимым движением он вынул приготовленный золотой браслет и ловко надел ей на руку.
— Носи. Он так идет к твоей красоте.
Она зарделась, не в силах отвести взгляда от изящно сделанной вещицы.
— Благодарствую, князь. Только зачем это?
— В память о нашей встрече. Выпьешь со мной?
— А почему бы не выпить с хорошим человеком?
— Так ли уж хорош?
— Хвалит тебя народ.
И, запнувшись, добавила:
— Вот только…
— Что — только?
Она подумала, но потом, решительно качнув головой, сказала напрямик:
— Зря ты боярина Кучку обидел. Может, и есть у него недостатки, но дань платит он честно.
— Ты про проверку говоришь?
— Про нее, князь.
Он усмехнулся, коротко взглянул в ее напряженное лицо, спросил:
— А ты не поняла, почему я так поступил?
— Догадалась.
— Это как?
— Со мной захотел остаться.
— Ишь ты — сметливая!
— Бабье сердце не обманешь.
— Ладно. Давай выпьем.
— Выпьем, князь.
Они еще немного посидели. Потом Агриппина встала, проговорила настойчиво:
— Посидели, и хватит. Надо и честь знать.
— Гонишь меня? А я ведь ради тебя в Кучкове остался.
— Все равно, князь. Лучше тебе уйти…
Юрий немного помедлил. Не хотелось ему уходить, но гордость брала свое. Встал, поклонился:
— Спасибо, хозяюшка, за угощение. Не обессудь, коли что не так.
— Все так, князь. На меня обиды не таи.
Он ушел.
На другой день ходил задумчивый, а поздно вечером прокрался в ее дом, бесшумно отворил дверь. Но она услышала, спросила из темноты:
— Это ты?
— Я, — замирающим голосом ответил он.
— Скорей иди. Да дверь запри на крючок!
Только через неделю уехал он из Кучкова.
Минул месяц. Юрий отправился в Смоленск. Правивший там его брат Вячеслав женился на местной боярыне и приглашал на свою свадьбу. Собрался торжественный поезд со знатными людьми Ростова и Суздаля, отобраны были подарки жениху и невесте, в сопровождение взяты рослые, красиво одетые дружинники.
Подъехали к Кучкову. Степан решил воздать честь князю, встретил его на границе своих владений и с почетом сопроводил до самого терема. Не обошлось без пира. Юрий видел, как сидевшая недалеко от него Агриппина часто бросала на него горячие взгляды. Захмелев, он решил выйти на свежий воздух, зная, что и она последует за ним.
На крыльце он увидел боярина и рядом с ним худенькую девушку. Где-то он ее видел. Ах, да, это же та купеческая дочка, которая, по словам боярина, была влюблена в него.
— Я посылал приглашение и твоим родителям, и тебе, — выговаривал он, стоя, как всегда, в высокомерной позе. — Родители пируют, а ты отчего-то капризничаешь, выдергиваешь меня из-за стола…
— Я хочу, чтобы ты погулял со мной по лесу, — отвернувшись и надув губки, говорила она.
— Вот, князь, полюбуйся на милое создание, — обратился Кучка к Юрию. — У меня собрались гости, я должен их ублажать, а она требует, чтобы я ее сопровождал в прогулках.
— Пригласи меня, — обращаясь к девушке, неожиданно для себя предложил Юрий. — Я с удовольствием погуляю по дубраве.
— Ты что, князь, серьезно говоришь? — удивился Кучка.
— А ты чего, уже заревновал? — с улыбкой проговорил Юрий. — Обещаю, что не стану ухаживать за твоей возлюбленной.
— О господи! — Кучка картинно вознес взгляд к небесам и облегченно вздохнул. — Да ради всех святых!
И тотчас удалился в терем.
Юрий с интересом поглядел на девушку. И вправду, первое впечатление не обмануло его, красотой она не блистала. И веснушки, и небольшой вздернутый носик да еще большеватый рот никак не придавали ей очарования. Только полные задора синие глаза привлекали внимание своей отчаянностью и, может, даже безрассудностью.
— И куда же поведет меня новая знакомая? — спросил с улыбкой он, забавляясь неожиданным поворотом дела. — Я готов следовать за тобой хоть на край света!
Она, прищурившись, некоторое время смотрела ему в лицо, потом встряхнула тонкой косичкой и произнесла озадаченно:
— Ты, князь, и вправду согласен пойти со мной, куда я поведу?
— Конечно. В Кучкове я был несколько раз, а вот окрестности мне совершенно незнакомы. Но наверняка есть что-то интересное!
— Еще какое! — тотчас отозвалась она и направилась к крепостным воротам. Юрий тронулся следом. Она была в платье из тонкой льняной ткани, расшитом по краям узорами; это были «обереги», которые защищали человека от злых духов. Она шла широкими шагами, на ее худеньких ногах красовались маленькие башмачки из тонкой козьей кожи.
Они вышли из ворот и направились к реке Москве. Вокруг был луг с высокой травой, его красили разнообразные цветы. Он думал, что она сейчас примется срывать их и плести венок, однако ошибся. Девушка, не сбавляя шага, направлялась к мосту. Он прибавил шагу, догнал ее и спросил:
— Мы что, пойдем на ту сторону?
— Здесь скучно, — тотчас отозвалась она. — Этот длиннющий луг, который мы называем Кучково поле, а там следуют перелески, только потом начинаются настоящие леса. Я ходила туда, знаю. А за Москвой-рекой сразу идут чащобы с болотами. Вот там — настоящая красота!
— Не люблю я лесов, — поежившись, сказал Юрий. — А болот я вообще не терплю. Фу, сырые, промозглые места! Значит, и у вас такие?
— Конечно! И реку назвали так, потому что здесь часто стоят плотные, тяжелые туманы, воздух мозглый, вот отсюда и Москва.
Они перешли на другую сторону и сразу оказались в лесной чащобе. Воздух застоялый, сырой, под ногами плотным слоем лежали темно-коричневые листья, часто встречались поваленные, полусгнившие и покрытые темно-зеленым мхом толстые деревья с вывороченными черными корнями; густо росла молодая поросль.
Юрий сразу заскучал. И черт его дернул поплестись за этой бедовой девицей, сидел бы сейчас за столом с едой и питьем в окружении льстивых подданных. А всему виной хмель, который ударил в голову и толкнул на неожиданный поступок.
— Звать-то тебя хоть как? — спросил он, досадуя сам на себя.
— Анной, а в миру Листавой, — ответила она, не оборачиваясь, и продолжала: — Немного потерпи, скоро придем на мое любимое место.
Они спустились в глубокий овраг с настоявшимся запахом гниющих листьев и грибов, прошли по его глинистому склону с сочившейся из-под земли влагой, а потом, цепляясь за кустарник, выбрались наверх, и Юрий замер, как зачарованный. Перед ним раскинулся березовый лес, весь пронизанный солнечным светом, глянцевая зеленая травка простиралась между стволами, молодая поросль трепетно тянулась ввысь, навстречу голубому небу. Воздух, настоянный на густых запахах леса, был свежим и чистым, а потому дышалось легко и свободно. Это было какое-то особое царство среди бурелома, дремучих зарослей и темных ельников.
Листава вдруг сорвалась с места и, раскрыв руки, кинулась вперед, будто собираясь обнять все деревья сразу, а потом остановилась и приникла лицом к ветви березы, свисавшей почти до самой земли.
— Ты знаешь, почему плачут березы? — спросила она подошедшего Юрия.
— По-моему, сок весенний в них течет. Мы в детстве проковыривали в стволах дырки и пили.
— Нет, они плачут от безысходной любви. Они грустны, потому что понимают каждого влюбленного человека, чувство которого не нашло ответа.