Славик покраснел пуще прежнего.
— Ты… это…тоже красивая. На Марго Робби похожа, вот! Ну, на Харли Квинн из Отряда самоубийц, — торопливо пояснил Славик, перехватив недоумённый взгляд девушки, — фильм такой. Не смотрела?
Та лишь пожала плечами:
— Выходит, повезло ей. Цветок, смотри, не выбрасывай. Идёт тебе. Это марьянник, Иванова трава. Ну, Иван-да-Марья, неужто не слышал? Твой цветок. Сегодня как раз в силу вступает. Солнцестояние же.
— С чего мой-то? Я не Иван. Ярослав. А тебя, кстати, как зовут? — чёрт, сорвалось непроизвольно. Заворожила что ли? Теперь уже не развернуться, не уйти. Славик читал о пикапе, НЛП. Враньё. Проверял — не работает. Да и откуда деревенской белобрысой дурёхе о таких вещах знать, если даже о Харли Квинн не слышала.
— Кстати ли? — Девушка подняла на него свои странные сине-дымчатые глаза и склонила голову на бок. Словно задумалась о чём,- Меня… меня Маринкой кличут… Афанасьевой, — наконец произнесла она неуверенно, — Так что и мой это цветок тоже.
В цветах Славик не разбирался, поэтому оставалось по примеру незнакомки пожать плечами. Что он и сделал.
—А ты смешной, Ярко. И бесстрашный, — девушка присела на поваленный ствол, — И если уж мы о цветах заговорили, неужели так папоротник манит?
— Бесстрашный? — насторожился Славик, — Тут что, волки?
— В тайге? — девушка удивлённо вскинула тёмные ресницы? — Волки? Да ты что!
Издевается! Ситуация Славику нравилась всё меньше. Не любил он странности. Да и людей не слишком-то привечал. Живых. Вот в соцсетях, где сотни две друзей — дело другое. А с этими… реальными. Стрёмно как-то. Вон, даже лопочут непонятно.
А деваха гнула своё:
— Разве не слыхал, что в этом урочище на Иванову ночь каждый год люди пропадают?
— Брось! Страшилки это всё. Тут пожары летом каждый год. Леса горят, люди гибнут. Всё как всегда. Кстати и про местную психушку я баек уже наслушался, не начинай. И я хоть городской, но каждое лето тут. И как видишь живой.
— Живой, — как-то странно протянула девушка, и, словно желая в этом убедиться, вновь потянулась к его волосам, — А может мнится только?
На сей раз Славик успел отшатнуться.
— Не трожь, обожжёшься, — буркнул он.
Девушка не засмеялась. Не улыбнулась даже. Наоборот, нахмурилась и, прищурившись, точно на солнце, пристально взглянула Славику в глаза. Стало не по себе. Где-то он о таком взгляде уже слышал.
— А люди пропадают. Мне не веришь — деревенских спроси.
— Деревенских? А сама ты какая?
— Я? — девушка на миг замолчала, — я… нездешняя.
Сердце Славика стукнула пару лишних раз выбиваясь из ритма. «Чёрт! Фифа городская! Мог бы сразу понять! Видно ж штучное производство. Явно на заказ делана. Загар ровный как из солярия. Фигурка зачётная, упругая — такую в фитнес-центрах годами вытачивают, и в салонах шлифуют, а не на грядках задом к верху. Марго Робби, блин. Сейчас какой-нибудь Джокер на джипе вырулит и хана. Тут и закопает».
— Пойду я, — парень поднялся, — бабушке, помочь надо.
— Не торопись, Ярко, — девушка тоже встала, — Тебя сюда Пряха привела. Как и меня. Не разминуться нам на звёздном мосту. Цветок папоротника связал. Ты же не его искал. Меня.
Мы по кругу мироздания идём. Ты мёртвый, я — живая. Я жива, ты — мёртв. Только здесь, только в этот миг мы вместе.
Она вдруг прильнула к нему всем телом, обвила руками шею, и, привстав на цыпочки, поцеловала. Её губы были вкуса земляники, а волосы с запахом таёжной смолы и далёкого костра и ещё чего-то древнего, непостижимого.
— Княже мой, сколько я тебя искала! Моё счастье! Мой Цветок Папоротника, — её дыхание обжигало, а поцелуй становились всё неистовей,- Ты унижен, милый, растоптан, забыт, мёртв. Тьма безвременья твою ярость досуха вылакала. Одна оболочка осталась высохшая, тщедушная, страхами полная. Но я верну тебя Яр-Тур, Князь мой хмельной, светозарный. Это мой мир и я найду тебя. Только жди, не отворачивайся. Никто не знает, что такое Жар-цвет, какой силой обладает. Все лишь клады ищут. А это кровь. Кровь богини и пепел. Папоротник цветёт, когда я умираю. Ты так повелел, Яр-Хмель, но я тебя простила. И ты меня прости! Нет больше смерти, нет боли. Не саван это, милый — платье подвенечное. Я устала убивать, Княже. Устала умирать. Ты нашёл меня пред Ивановой ночью. Сохрани этот цветок, любимый, и ты всё вспомнишь. Как на поле бранном войска ниц падали, тебя приметив на коне белоснежном со щитом золотым и головой человечьей в руке. Такого я тебя полюбила и… предала. Сгубила, испугавшись ярости твоей, взгляда хмельного. Но ты восстал, вернулся. Нет моей власти над тобой. Только твоя на меня простирается. Отныне я рядом буду, если простишь, если не прогонишь. Спаси меня, Яр-Тур! Не оставляй! Не отправляй на костёр больше. Я люблю тебя, Княже! Люблю! Люблю!