Осталась эта скорбная дата и в Памятном листке:
1854. сент.10. Скончался брат Александр.
Уместно привести свидетельства и других участников Петропавловской обороны, очевидцев подвига князей Максутовых. Для всех это был первый бой. Большинство этих заметок не предназначалось для печати. Но их читали и перечитывали в семьях. Как и любые вести с далекой войны, их обсуждали дома, в свете, в кают-компаниях и в классах Морского корпуса. Эти письма формировали общественное мнение и создавали репутацию.
Мичман Николай Фесун написал письмо начальнику Морского корпуса Б.А. Глазенапу. Позднее он все-таки добился руки дочери
В. Завойко и стал свойственником Максутовых. Но это не уменьшает его беспристрастности в отношении Александра и Дмитрия. Письмо это среди прочих в столицу доставил сам Дмитрий Петрович. Уже в начале 1855 г. отрывки из письма мичмана были опубликованы в книжке «Камчатка и ее обитатели с видом города Петропавловска, планом и описанием сражения 20 и 24 августа». Читаем: «Командир этой батареи лейтенант князь Дмитрий Петрович Максутов был изумительно хладнокровен. Так как неприятель, имея на каждой из сторон своих фрегатов по две 2-пудовые бомбические пушки, стрелял большею частию из них, то его ядра все долетали до батареи и, ударяясь о фашинник, не причиняли слишком большого вреда; у нас же на батарее пушки были 36-фунтовые, следовательно, стрелять из них можно было только тогда, когда неприятель, увлекаясь, подтягивался, чтобы действовать всеми орудиями батальным огнем. Князь пользовался этим как нельзя лучше, не горячился, не тратил даром пороха, а стрелял только тогда, когда по расстоянию мог судить, что его ядра не потеряны. <...>
Кошечная батарея в продолжении 9 часов выдерживала огонь с лишком 80 орудий! Редкий пример в истории войн прошедших, тем более что, несмотря на весь этот ураган ядер, батарея устояла и, исправившись за ночь, в следующее утро снова готова была вступить в бой. Командир батареи князь Дмитрий Максутов до того приучил своих людей к хладнокровию, что, когда неприятель действовал только бомбами и нашим из 36-фунтовых нельзя было отвечать, кантонисты-мальчики, от 12 до 14 лет, служившие картузниками, чтобы убить время, пускали кораблики».
Став лейтенантом, Н. Фесун еще раз описал события Петропавловской обороны в 1859 г. в ответ на появившиеся публикации иностранцев, стремившихся умалить победу русского оружия.
Лейтенант «Авроры» Константин Пилкин просил лейтенанта Д. Максутова захватить его письмо матери. Лихой, по мнению сослуживцев, офицер не желал пугать матушку и поэтому, живописуя подвиги товарищей, как бы вскользь рассказал о своей штыковой атаке Неприятельского десанта: «...через час три фрегата и пароход поместились снова против 11-пуш. батареи, но опять на таком расстоянии, что та, бедная, не могла действовать, и их большие орудия осыпали ее, и надо отдать справедливость, выстрелы их были великолепны, все ядра ложились в батарею, но та, как бы хранимая невидимою силой, не уступала их усилиям, а защищенная земляным валом, устроенная на твердом грунте и осыпаемая осколками камня, оставалась, если не невредимою, потому что 7 орудий были уже подбиты, но хранимая богом, она еще выдерживала канонаду, и когда огонь неприятеля редел, она, как бы дразня его, посылала ему выстрелы и тем заставляла его снова делать залп за залпом, а между тем прислуга батареи, эти герои, достойные имени русского, спокойно сидели за валом и даже некоторые курили трубки, а мальчики из кантонистов от 10 до 12 лет, назначенные на батареи для подавания картузов, спускали от нечего делать (под ядрами) кораблики. Командир батареи хладнокровно один ходил взад и вперед и только изредка говорил: «Такой-то нумер, пали». Командир батареи был князь Максутов 2-й. Только единой помощи бога можно отнести, что эта батарея, осыпаемая тремя фрегатами и пароходом с 8 час. утра до 7 час. вечера, могла устоять и потерять во весь день всего 4 убитых и 6 раненых...»
К. Пилкин немного перепутал нумерацию Максутовых, почему-то считая своего сослуживца по фрегату Александра первым. Или он расставил номера уже после смерти Александра. Свое послание он заключил глубоким сожалением: «Курьером будет лейтенант князь Максутов 2-й. <....> Надо ли говорить, как мне хотелось быть на месте Максутова. Но эта честь ехать с донесением о победе принадлежит ему по справедливости: он более всех вынес огонь неприятеля и показал хладнокровие, которым мог бы гордиться всякий, и потому никто не оспаривает у него этого права, но я дорого бы дал, чтобы мог заслужить это право и приобрести счастье за свои заслуги, обнять мою дорогую мать, моих братьев, всех родных моих, но жребий войны не дал мне первой роли этой кровавой трагедии, и я покоряюсь судьбе; верно, она знает, что делать, и, может быть, я не был в силах и не имел бы способности и осладнокровия выполнить этой роли».
Нет оснований считать, что один будущий адмирал затаил обиду на другого будущего адмирала. Им еще предстоят встречи. И самая важная будет в Америке.
Дополняет характеристику Максутовых и авроровский гардемарин Г. Токарев. Он был учеником и другом Александра Максутова. Впервые записки Г. Токарева были опубликованы в «Морском сборнике» уже в 1855 г. как «Подробности о кончине князя Максутова».
У выпускника Морского корпуса не вызывает сомнения, что поведение Д. Максутова достойно подражания: «Князь со стоическим хладнокровием разгуливал по батарее и попаливал редко да метко. < ...> Когда сказали князю Д.П. Максутову, что брат его ранен, что у него оторвана левая рука, но что операция удалась и ему лучше, он прехладнокровно улыбнулся и, покручивая ус, сказал: «О! Это мелочь». Вон он — урок капитана бригадирского ранга Г. Муловского, продолжавшего командовать кораблем, будучи смертельно раненным шведским ядром.
В частных письмах каждый из молодых офицеров сравнивает вольно или невольно себя с братьями Максутовыми. Ведь для всех это был первый бой.
После отражения нападения англо-французской эскадры В. За-войко приступил к составлению официального рапорта о победе. Документ был готов 7 сентября 1854 г. Предназначался он генерал-адмиралу Великому князю Константину Николаевичу.
Были сделаны по меньшей мере две копии этого рапорта в адрес генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Муравьева и в адрес старшего морского начальника русских сил на Дальнем Востоке вице-адмирала и генерал-адъютанта Е.В. Путятина, который продолжал руководить посольством в Японии.
Своего правителя канцелярии Лохвицкого губернатор отправил в Большерецк с тем, чтобы передать документы на шхуну «Восток», которая должна была доставить их в Приамурье.
Выбрать курьера в Петербург было гораздо сложнее. Недостатка в желающих донести победные вести не бывает. Наверное, у военного губернатора Камчатки было уже подготовлено свое решение. Но чтобы избежать обвинений, он инициировал голосование — традиция во флоте распространенная, позволяющая поддерживать сплоченность офицеров. Но были случаи, когда коллегиальность даже связывала руки командирам.
Кандидатура была выбрана достойная. Объективно Дмитрий Петрович участвовал в укреплении порта, успешно выдержал натиск противника на своей батарее и был младшим братом тяжело раненного командира Смертельной батареи. Единственного тяжело раненного офицера Погибших не было. Субъективно он был родственником командира порта и военного губернатора Выбор курьера был вопросом не только справедливости, но и политики. Как и всякий набирающийся опыта администратор, хозяин Камчатки начал по-