Для Рерика это известие было полной неожиданностью. Да, он знал, что у друга имеется невеста, что они помолвлены с семилетнего возраста, он пару раз видел девушку, но чтобы друг надумал жениться… Он всегда думал, что женятся взрослые люди, а себя он ещё считал молоденьким, не готовым для столь важного шага в жизни…
И он спросил:
— А куда торопиться? Тебе-то всего — семнадцать лет.
— Отец настаивает. Да и сам посуди: сколько живёт знатный мужчина? Лет тридцать, от силы сорок. Постоянные войны, сражения, битвы… У нас сложился дурацкий обычай: полководец должен вставать во главе войска и первым мчаться навстречу врагу. Это мы с тобой руководили боем издали, и считаю, что правильно поступили. А потом всё-таки сорвались. Считается, что военачальник должен проявлять чудеса доблести и геройства, иначе его перестанет уважать войско. Но ведь в бою первым стараются убить командующего, командира…
Рерик вспомнил, как его отец выскочил первым из крепости, ведя за собой личную дружину, и попал в ловушку. Но следовало ли ему так поступать?
Мог послать вместо себя и другого человека, зато бодричи не лишились бы своего князя, и всё могло пойти по иному пути…
— А болезни, а эпидемии? — продолжал Уто. — Одна чума чего стоит, косит всех подряд, не разбирая ни титула, ни звания… Вот и прикидывай, сколько тебе небесами отмерено. А ведь надо оставить после себя детей, потомство, наследника престола, обязательно мальчика. Некоторые только и успевают произвести на свет двоих-троих детей, как складывают голову где-нибудь на высоком холме или в дремучем лесу…
— Как ты разумно рассуждаешь, — задумчиво проговорил Рерик. — Как взрослый мужчина. Я никогда на такие темы не размышлял.
— Куда мне! Я о свадьбе и не думал. Жил да жил себе, с девчонками по вечерам хороводы водил да изредка со своей нареченной встречался. Это мне отец недавно растолковал. Всё равно, сказал, придётся жениться, а в наше время — чем раньше, тем лучше. Пришлось согласиться.
— Ты её любишь?
— Ильву? Конечно. Я кроме неё ни на одну девушку никогда не заглядывался. Она красивая! И умная. Мне иногда кажется, что она умнее меня.
— Брось ты! Девчонки не могут быть умнее парней!
— А ты с ней говорил? То-то. Видел пару раз издали. Но хоть что красивая — признаешь?
Рерик вспомнил худенькую девчонку с большими выразительными глазами и тонкими ручками. Так себе, девчонка и девчонка.
Однако ответил:
— Что она красавица, никто не спорит.
— Самая красивая на свете!
— Потому что ты влюблён.
— Ты-то хоть влюблялся когда-нибудь?
— Сколько раз!
— И что ты чувствовал в это время?
— Как что? Ну думаешь о ней, стараешься увидеть, наедине остаться…
— У меня всё гораздо серьёзней. Я жизни своей без неё не представляю.
Рерик пожал плечами, ничего не ответил.
Некоторое время ехали молча. Потом неожиданно Уто спросил:
— Как вернёмся домой, у тебя никаких важных дел не предвидится?
— Да нет. Все важные дела решает Дражко.
— А сколько же лет он будет за тебя решать?
— Как мне исполнится восемнадцать лет. А что?
— Да вот мысль мелькнула, не пригласить ли тебя на обряд обручения? Всё-таки мы столько лет вместе, ты стал близким другом. И, представь, какая мне честь: переговоры об обручении с невестой ведёт сам князь бодричей!
— Сумею ли? — засомневался Рерик.
— Ничего сложного. Не отказывайся, я тебя очень прошу!
— Хорошо. Уговорил!
— А потом мы отправимся в Аахен, где любил подолгу бывать сам Карл Великий, император Франкского государства. Им был построен исключительной красоты и величия храм — Аахенская капелла. Нашла на мою невесту блажь, хочет полюбоваться на это великолепное сооружение и заказать молебен. Тебе, язычнику, не понять её устремлений. Вот если бы ты перешёл в христианство!..
— Нет уж! Своим богам я никогда не изменю!
— Говорят, Аахен очень красивый город. Разве что Риму уступит, а так в округе нет равных ему!
— Об Аахене я наслышан, и сам бы не прочь съездить.
— Так поехали! Лишняя сабля в дороге будет только кстати.
— А что, шалят на дороге?
— Ещё как! И разбойники, и местные князьки, и бароны не прочь поживиться лёгкой добычей. Но всех опасней викинги. Ватагами исходили они пол-Европы вдоль и поперёк, грабят беспощадно всех, даже церкви и монастыри не щадят. Страшный народ! Второе столетие нет от них покоя!
— Охрану надо покрепче взять.