Выбрать главу

Приложение 3.

Письмо С. Н. к брату Евгению от 6-го октября 1894 г.:

"Право, ничего полезнее для студентов изобрести нельзя. Теперь нас разрешили под следующим соусом:

1) Я объявляю "совещательные часы" или практические упражнения в дни и часы по соглашению со слушателями (по вечерам), 2) На сии часы или упражнения, кроме студентов, допускаются магистранты, оставленные при университете, а также кандидаты, последние с разрешения ректора, 3) Организация занятий лежит всецело на мне, а равно и ответственность за них, 4) В случае, если заявленный реферат не относится к моей специальности, я могу или отклонить его, или пригласить какого-нибудь специалиста из профессоров, конечно, по частному соглашению со студентами. 5) Члены или участники принимаются мною и пускаются по моему списку: я предупредил, что могу заниматься лишь с ограниченным числом и дал список прошлогодних наших студентов, остальные допускаются с моего разрешения, при чем я руководствуюсь рекомендациями студентов, или сам рекомендую моих прежних семинаристов. 6) Предварительная цензура рефератов принадлежит мне: рефераты политического свойства исключаются безусловно, чтобы сохранить за занятиями исключительно научный характер. Сюда заявлены следующие рефераты:

1) Joseph de Maistre, 2) Psyche Rhode 3) Философия истории Вико, 4) Константин Аксаков, 5) Об экономическом материализме и историографии, 6) Взгляд Иеринга на римское право. (Последние рефераты будут выслушаны в присутствии надлежащих специалистов). Заявлено еще несколько тем, пока неверных. Семинарии по древней философии идут прекрасно, только по ним приходится много работать самому. {183} У меня есть специалисты, занимающиеся 2 и 3 года под моим руководством, по текстам, и ты можешь себе представить, что по Аристотелю, например, которым я уже года 3-4 не занимался, а некоторых трактатов не трогал с магистерского экзамена, - приходится-таки очень освежать свою память. Но все-таки, по-моему, это безусловно самая живая и полезная часть преподавания".

Приложение 4.

Письмо С. Н. брату Евгению, февраль 1895 г.:

"Только что получил твое письмо, сел немедленно тебе отвечать и написал большое письмо, но такое унылое, что счел за лучшее его не посылать - и без того не весело. Я в Москве с твоего отъезда веду самую одинокую жизнь и мало кого вижу, а те, кого вижу, разделяются на повесивших носы и, на никогда их не опускающих.

Очень скверное время! Главное, как-то сознаешь осязательно, что если б был поворот к лучшему - это была бы случайность. Пакость и глупость в порядке вещей.

Пакостей и глупостей немало и у нас. Университетская история затихла. Профессора получили кто порицание, кто выговор от министра (без занесения в формуляр). Но внезапно сперва исключили, а потом выслали в 24 часа из Москвы Безобразова и Милюкова (По расследованию дела Милюков был привлечен в качестве чуть ли не главного обвиняемого, как руководитель Союзного совета ("Союзный совет объединенных землячеств" - студенческая нелегальная организация), что видно из письма брата С. Н. к брату Евгению Николаевичу от 15 ноября 1895 г.). Последнего, также семейного человека, жившего уроками, неизвестно за что. Капнист (Граф Павел Алексеевич Капнист - попечитель Московского учебного округа, женатый на Эмилии Алексеевне Лопухиной сестре матери кн. Сергея Николаевича.) клянется, что не за университетскую историю, что по {184} этому поводу, кроме сплетен, никаких осязательных фактов против него не было: он утверждает, что Милюков был обвинен в произнесении какой-то весьма либеральной лекции в Нижнем. Но Чайковский, приехавший из Нижнего, говорит, что ни он (вице-губернатор), ни Баранов на Милюкова не доносили и в лекции его ничего предосудительного не нашли. Отовсюду только и слышится торжествующее хрюканье в ответ на поросячий визг.

В Москве гуляет инфлуэнца... и самодержавие (sic). Сижу дома и готовлю речь в память Иванцова-Платонова, которую буду читать в воскресенье.

Студенты притихли. Сконфужены поведением петербургских товарищей. В день открытия Поспеловской клиники собирались было устроить скандал Капнисту, но благоразумие взяло верх, - они предпочли вовсе не явиться на открытие. Пришло только 5 студентов, и те демонстративно вышли при начале речей. Студенты говорят, что петербургские скандалы дело не "организации", которая в это время где-то имела сходку, а "золотой молодежи". Верно ли это? - не знаю, во всяком случае вся эта история - просто пьяное безобразие и больше ничего. В этом все согласны".

Приложение 5.

Осенью 1898 г. С. Н. ездил в Петербург по личным делам и пробыл там два дня. Петербургская атмосфера всегда удручающим образом на него действовала. По возвращении в Москву он писал брату Евгению:

"В эти два дня я наслышался столько мерзости решительно по всем ведомствам, что до сих пор ощущаю нравственную изжогу. Это какой-то вертеп лжи, казнокрадства, холопства и всяческой мерзости. От души радуешься, что не участвуешь в этой кухне и не служишь, хотя ужас берет при мысли о том, что делается, кем и для чего"... {185}

Приложение 6.

Письмо С. Н. брату Евгению, март 1897 г.:

"Много сволочи есть на свете, и чем ближе к Страшному Суду, тем больше сволочи... Пишу это тебе по поводу твоего сообщения о ваших ревизорах. Не смущайся! Сему подобает быть. Главное не то, что сволочь есть, а то что хамов так много, не было бы хамов - не было бы и сволочи!

Скорее бы подохли наши чортовы куклы, кащеи бессмертные (Делянов и Победоносцев). Вот сволочи-то наплодили. Минутами даже самого себя спрашиваешь: сволочь я или нет? - Это чума нравственная какая-то! Как тут не разразиться трусу, гладу, потопу, губительству и мечу? Как видишь, я настроен эсхатологически... Мало, мало людей, которые не носили бы на себе печати звериной.

Все скоро писаться начнут 666... Я прежде думал, что за антихристом пойдут одни обольщенные и противники Господа, а теперь вижу, что первые хамы пойдут. Адресы ему писать начнут, хвост у сатаны из хамства лизать будут от чистого сердца; вопить будут: "Антихрист наш, батюшка!" Ты скажешь, что нехорошо так писать в крестопоклонную неделю. Сам знаю, что нехорошо. Но уж написал! Я не шучу: дни лукавы, и конец приближается... а мы, грешные, и усом себе не ведем, будто всегда так жить будем, как сейчас живем. Право, с годами (без шуток) во мне усиливается идеалистическое сознание суетности и призрачности той сутолоки, в которой мы участвуем - всей жизни нашей в мире. Жаль людей, самих хамов жаль! Зачем они себя срамят совсем понапрасну?

И ведь свет есть на земле, и никакая тьма его объять не может, а ждем мы, чтоб гром ударил. И не может он не ударить. Так не может ложь всей нашей жизни продолжаться... Взгляни на тот курятник, в котором ты живешь, взгляни в себя и вокруг себя. Взгляни на то, что делается во всем мире, благо теперь русло {186} всемирной истории объединилось недалеко, вероятно, от вечного моря. Ведь везде одно и то же, та же ненастоящая, призрачная, безумная жизнь и жалкое страдание, самоунижение людей, бедных, немощных, за которых Христос умер. Он суд миру сему, суд внутренний, и Он же суд абсолютный, грядущий со славою. Пусть Он судит нас, пусть Он торжествует, хотя бы мне погибнуть пришлось по делам моим. Он один нас спасет и помилует грешных... Конец неожиданный для тебя? и для меня... Но что же! Пишу, как пишется, брату родному сочинять нечего".

Приложение 7.

Отрывок из диссертации "О Церкви и Св. Софии".

"Если вселенская Церковь есть действительно живой и абсолютный идеал, образующий Русь, если мудрость народная погружена в мудрость вселенскую, то самый тайник народного творчества вытекает из-под Церкви и Ею чудотворно освещается. - Идеал творчества (София вселенская) есть всеединая совокупность творческих первообразов или идей и всякое истинное творчество из него вытекает и к нему возвращается. Вся история наша, все испытания, бедствия, которые мы пережили и переживаем, указывают нам на необходимость умудриться...