Она держит самодержавного монарха вне свободного общения с представителями народа, и самодержцы оказываются {26} лишенными всякой возможности видеть их иначе, как ряжеными с иконами, поздравлениями и подношениями. И речь Ваша еще раз доказала, что всякое желание представителей общества и сословий быть хоть чем-нибудь большим, всякая попытка высказаться перед Престолом, хотя бы в самой верноподданнической форме, о наиболее вопиющих нуждах русской земли - встречает лишь грубый окрик.
Русская общественная мысль напряженно работает над разрешением коренных вопросов народного быта, еще не сложившегося в определенные формы со времени великой освободительной эпохи, и недавно, в голодные годы, пережившего тяжелые потрясения. И вот в такое время, вместо слов обещающих действительное и деятельное единение Царя с народом и признания с высоты престола гласности и законности, как основных начал государственной жизни, представители общества, собравшиеся со всех концов России и ожидавшие от Вас одобрения и помощи, услышали новое напоминание о Вашем всесилии и вынесли впечатление полного отчуждения Царя от народа.
Верьте, что и на самых смиренных людей такое обращение могло произвести удручающее и отталкивающее действие. День 17 Января уничтожил ореол, которым многие русские люди окружали Ваш неясный молодой облик. Вы сами положили руку на Вашу популярность.
Но дело идет не только о Вашей личной популярности. Если самодержавие на словах и на деле отожествляет себя со всемогуществом бюрократии, если оно возможно только при совершенной безгласности общества и при постоянном действии якобы временного положения об усиленной охране - дело его проиграно, - оно само себе роет могилу и, рано или поздно, но во всяком случае не в далеком будущем, - падет под напором живых общественных сил. Вы {27} сами своими словами и своим поведением задали обществу такой вопрос, одна ясная и гласная постановка которого есть уже страшная угроза самодержавию. Вы бросили земским людям, и вместе всему русскому обществу, вызов, и им теперь не остается ничего другого, как сделать сознательно выбор между движением вперед и верностью самодержавию. - Правда, своею речью Вы усилили полицейское рвение тех, кто службу самодержавному Царю видит в подавлении общественной самодеятельности, гласности и законности. Вы вызвали восторги тех, кто готов служить всякой силе, ни мало не думая об общем благе, и в безгласности и произволе находя лучшие условия торжества личных узко-сословных выгод. Но всю, мирно стремящуюся вперед, часть общества Вы оттолкнули.
А те деятельные силы, которые неспособны довольствоваться полной сделок и уступок трудной и медленной борьбой на почве существующего порядка, - куда пойдут они?... После Вашего резкого ответа на самые скромные и законные пожелания русского общества, - чем, какими доводами удержит оно на законном пути и охранит от гибели самых чутких и даровитых, неудержимо рвущихся вперед детей своих...
Итак, какое действие произведет на русское общество первое непосредственное обращение Ваше к его представителям? Не говоря о ликующих, в ничтожестве и общественном бессилии которых Вы сами скоро убедитесь, Ваша речь в одних - вызвала чувство обиды и удрученности, от которых, однако, живые общественные силы быстро оправятся и перейдут к мирной, но упорной и сознательной борьбе за необходимый для них простор; у других - она обострит решимость бороться с ненавистным строем всякими средствами. {28} Вы первый начали борьбу, и борьба не заставит себя ждать".
Петербург, 19 Января 1895 г.
***
Университетские беспорядки и печальное событие 17-го января очень волновали С. Н. и создавали в нем невеселое, унылое настроение. (См. прилож. 4).
Общественная атмосфера особенно сгустилась в 1897 г. вследствие повторения голодного года, не менее тяжелого, чем 1891 г. Правительство, тем не менее, сначала отказывало в ссудах и помощи на том основании, что ссуды 1892 г. почти не были возвращены населением. (Напр., из Воронежской губ. поступила лишь 1/3 выданной ссуды). Потребовался новый призыв Л. Н. Толстого, чтобы расшевелить общественное мнение и подвинуть правительство придти на помощь голодающим.
Деморализация и гнет проникали и в церковную сферу, вследствие политики Победоносцева и предпринятых им гонений против сектантов и раскольников. В августе 1897 года в Казани состоялся многочисленный миссионерский съезд, который ознаменовал себя рядом суровых мер против них. Сельским обществам предоставлялось право поступать с ними, как с порочными членами общины и ссылать в Сибирь. С. Н. особенно возмутил случай, оглашенный в печати Л. Н. Толстым об отобрании детей у молокан. (На основании 39 ст. о предупреждении и пресечении преступлений). Миссионерский съезд возбуждал вопрос о применении этой меры и отклонил ее по соображениям чисто практического характера: не хватило бы средств на содержание детей особо вредных сектантов (к числу которых были отнесены между прочим и толстовцы). Расправа с духоборами, предпринятая в 1897 г., завершилась в 1898 г. их массовым переселением в Канаду. (См. прилож. 5). {29} Для С. Н. положение нашей православной церкви и оскудение церковного сознания в народе было самой тяжелой и мрачной стороной современной действительности. "Грех против церкви, - писал он, - есть самый тяжкий из грехов русского государства, - грех против Духа, особенно тягостный для всякого верующего патриота". Постановления миссионерского съезда были новым проявлением этого постоянного греха. С. Н. хотел разразиться сильной статьей, но должен был удовольствоваться лишь критикой мероприятий съезда в статье "Дело Мортара", которую Петербургские Ведомости согласились у себя поместить.
Глубокое возмущение и горе, испытываемое С. Н. при виде бессилия государственной церкви, оскудения духа, принижения и деморализации иерархии, безверия и равнодушия в просвещенных слоях общества, раскола и сектанства, разъедающих народ, нашло себе выражение в почти пророческом письме к брату в марте 1897 г., (см. прилож. 6) и затем в статьях "На Рубеже", "О современном положении Русской Церкви", "Разочарованный славянофил" (Как видно из уцелевших отрывков предполагаемой им диссертации "О Церкви и Св. Софии", С. Н. видел во вселенской церкви живой и абсолютный идеал, образующий Русь, самый тайник народного творчества. Утеря этого идеала нашей интеллигенцией и последовавший вследствие этого разрыв с народным сознанием является, по мнению С. Н., главным источником всех неустройств русской жизни. (См. приложение 7).).
Между тем университетские волнения, сначала как будто довольно невинного характера, постепенно все более и более принимали характер хронического недуга. Беспорядки происходили в 1895, 1896 и 1899 гг., при чем последние приняли никогда не бывшие до того времени размеры, охватив почти все высшие учебные заведения России. {30} Грандиозность студенческих беспорядков в 1899 г. побудила правительство создать под председательством ген. адъютанта Ванновского (бывшего военного министра) особую комиссию, которой было поручено произвести всестороннее обследование причин и обстоятельств беспорядков. Тем самым был решительно поставлен вопрос об университетской реформе, и лучшая часть профессуры воспользовалась этим, чтобы в ряде записок высказать свое мнение о характере предстоящей реформы. Яркую картину создавшегося положения дает письмо С. Н. к брату Евгению от марта 1899 г. (См. прилож. 8).
Как видно из этого письма и последующего (См. прилож. 9), с самого возникновения университетского вопроса С. Н. явился горячим сторонником его автономии и старался популяризировать эту идею в высших сферах.
Несмотря на существование комиссии ген. ад. Ванновского общий курс политики не менялся, свободного обсуждения университетского вопроса в печати не было допущено, дезорганизация университета все росла, положение профессуры становилось все более трудным, подчас невыносимым.