{233} 20 утром приехали в Коринф. Я с раннего утра сидел на палубе и любовался чудными берегами залива. Если я выражал особое удовольствие по поводу какой-нибудь местности, пароход моментально туда направлялся. Благодаря этому мы прибыли в Коринф только в 12 час. и, выкупавшись, высадились на берег. Студенты и мы все поехали или пошли в старый Коринф (за 4 версты), где находятся живописные развалины древнейшего храма Афродиты и замечательно любопытные раскопки американской школы, обнажившие на большой глубине остатки древнего Коринфа, замечательно сохранившиеся. Я там застрял, вместе с наиболее солидными и ленивыми, и при помощи Кавадиаса часа три осматривал эти раскопки. Молодежь большей частью вскарабкалась на Акрокоринф, почти отвесная высота с остатками генуезской крепости, откуда открывается громадный вид на два моря, и виден Афинский Акрополь. Туда надо влезать более 2-х час., и я не пожалел о том, что остался, так как видел поразительный закат солнца с развалин храма Афродиты. Вечером опять возвращение на пароход, купанье, продолжавшееся всю ночь, а в пятом часу генеральное купанье перед отъездом в Арголиду. Экстренный поезд был назначен в 51/2 утра.
Это был самый утомительный изо всех дней: в 71/2 до 103/4 Микены; от 12 - 4-х Навплия, где пришлось подняться в полуденный зной по лестнице в 1.000 ступенек счетом, - нечто кошмарное, на живописнейшую крепость, в которой содержатся преступники, осужденные на смертную казнь; в 41/2 до 5 развалины Тиринфа; в 51/2 до 61/2 развалины Aproca, a в 9 час. торжественный обед в Коринфе, который мы, по настоянию Н. В. Давыдова, опять-таки с речами давали грекам и офицерам. Этот обед останется мне долго памятен по той суматохе, которая в это время шла между студентами из-за посадки на пароход, чуть было не окончившейся скандалом. На другой день {234} благополучно вернулись в Афины, где должны провести еще 3 дня. Всех впечатлений, анекдотов, рассказов не передашь - des journees bien remplies.
Пока могу сказать в общем, что поездка оказалась очень удачной. Только одно серьезное заболевание - один студент ехал больной, и в Афинах у него оказался легкий тиф. Его поместили в офицерскую палату в русский госпиталь королевы, где за ним идеальный уход. Он вне опасности и поправляется. Остальные заболевания от злоупотребления виноградом - пустячные, у всех благополучно проходившие.
Далее, поездка оказалась дешевле, чем мы думали, не дороже 70, вероятно, 60 руб. с человека (Стоимость поездки обошлась, в конце концов, еще дешевле в 55 руб. с человека, включая сюда проезд из Москвы до Пирея и обратно, стол, помещение, все поездки в Греции на лошадях и по железной дороге, а также и общие расходы и взнос каждого экскурсанта на образование небольшого фонда в 500 руб. для будущих экскурсий Общества. Уменьшению личных расходов каждого экскурсанта способствовало приобретение около 300 костюмов, выписанных по заказу из Вены через фирму Мандль: эти тропические костюмы цвета faux khaki из очень прочной и немаркой материи составляли общую походную форму и обходились от 2 руб. 80 коп., тужурка и брюки, до 3 руб. 50 коп. пиджак, брюки и жилет. По ходатайству С. Н. они были освобождены от таможенного сбора.). Только нам она обойдется не дешево, благодаря представительству. Признаться, я всего ожидал, только не того, что мне придется занимать роль какого-то "представителя", получать почести, словом, быть официальной персоной с визитами, речами, тостами и т. д., меня даже сделали кавалером какого-то греческого ордена - первого в моей жизни. Это отнимало массу времени и надоедало мне пуще всего! Жара была очень сносная. Все-таки даже в Афинах "бриза" есть, а при нашей tournee, кроме Олимпии, совсем не было жарко."
{235} Подъезжая к Одессе, с парохода С. Н. писал 29 августа:
"Последние дни в Афинах прошли прекрасно: и обед, который давала в пятницу графиня Ина Капнист всем студентам, праздник в нашу честь на русском броненосце, в Фалере, от нашей эскадры; ночь на Акрополе при полной луне; обед у Смирнова, наконец, отъезд - все это вперемежку с купаньем, визитами, интервьерами. Мне жаль, что я не был простым участником экскурсии, (впрочем тогда я бы не поехал), потому что мне удалось видеть меньше, чем другим... Едем очень благодушно с удивительным комфортом - мне и здесь дали директорскую каюту.
Мне приходилось путешествовать не раз, но никогда не приходилось в такой степени, как в эту поездку, изо дня в день из часа в час поглощать в себе столько разнообразных впечатлений, столь быстро сменявшихся, жить исключительно восприятием".
Приложение 25.
В сохранившемся черновом наброске статьи С. Н. находим яркую картину своеобразной греческой жизни:
"Все, что мы слышали о нравах современных греков, (мы, лично, не могли наблюдать частной жизни), рисует их с симпатичной стороны: гостеприимство, умеренность, мало того, относительно большая строгость нравов составляет их особенность. Потребности скромны, роскошь почти отсутствует. Жизнь в Греции чрезвычайно дешевая, драхма (25 коп.) имеет покупную цену нашего рубля. Люди богатые, получившие европейское образование, живут иногда совсем по-деревенски. Полной простотой, отсутствием какой-либо внушительной показной обстановки отличаются и присутственные места. Иные приемные министров напоминают помещения наших участков или иные камеры мировых судей: ход со двора, по грязной лестнице, грязный досчатый коридор, где толпится всякий {236} сброд и, наконец, самая приемная - небольшая комната с досчатым полом.
Совсем другое впечатление производит на случайного туриста общественная и политическая жизнь греков, более поддающаяся наблюдению: как в древней Греции, она протекает на глазах у всех, отчасти даже прямо на улице.
С утра до ночи вы можете видеть в кофейных многочисленных и с виду совершенно праздных представителей афинского демоса, которые пьют кофе, воду с мастикой или лимонад, читают газеты, рассуждают о политике.
Невольно спрашиваешь себя, каков постоянный род занятий этих уличных политиканов? Чем живут, когда работают эти сограждане Сократа, подобно ему проводящие жизнь на улице в беседах о делах человеческих? Не получают ли они некоторую мзду за свое участие в делах родного города, как во времена Перикла? За участие в политических манифестациях они, несомненно, получают, хотя и сущие гроши, от заинтересованных лиц и партий, но, по-видимому, они и бескорыстно, по собственному влечению готовы манифестировать шумной толпой при всяком удобном случае, как рой шумных насекомых, увлекаемые общим безотчетным возбуждением.
Во время нашего пребывания в Афинах манифестации происходили ежедневно: через месяц предстояли выборы городского головы. И вот, каждый вечер сторонники теперешнего головы, г. Меркуриса, получив подкрепление из Пирея, отправлялись к нему в "салон", т. е. попросту и без евфимизмов, на двор, где он их принимал и произносил им речь, среди восторженных кликов и взрыва петард. Затем он пускал им несколько ракет с разрывными гранатами, откуда сыпались портреты виновника торжества, после чего приверженцы Меркуриса удалялись шумной процессией с криком: "Меркурис! Меркурис!" То же самое {237} происходило в то же самое время в "салоне" г. Ангелопуло - противника помянутого Меркуриса. Обе процессии ходили ежедневно по городу, иногда с музыкой, бенгальскими огнями, петардами и выстрелами, тревожа сон мирных обывателей. Так называемые "люстры" (чистильщики сапог), играющие большую роль в уличной жизни, пирейские босяки и, наконец, уличные мальчишки составляют главный контингент этой армии манифестантов. Живо помню одного восьмилетнего карапузика, который кубарем подкатился мне под ноги с яростным криком: "Меркурис!" Он, очевидно, принимал меня за сторонника Ангелопуло, и если б я ему ответил криком: "Ангелопуло", я подвергся бы нападению.
Эти уличные сцены занимали нас по вечерам, когда мы часам к 9-10 сходились посидеть за столиками на площади Конституции, где регулярно проходили манифестанты. Возбуждение возрастало со дня на день, при встречах происходили драки, перешедшие в кровопролитные, когда револьверы сменили петарды, и началась пальба.