Все это время парень кивал головой, словно китайский болванчик.
— Я сейчас все сделаю! — крикнул он. — Не стреляйте, у меня нет оружия!
Я кивнул Олегу чтобы был начеку, едва шевелюра парня исчезла. Мало ли что придет пацану в его лохматую голову.
Парнишка копался долго, но минут через пять вновь показался в проеме двери и неуклюже спрыгнул на снег.
— Странно, он не может быть один, — шепнул мне Олег.
— Будь на чеку, — так же тихо ответил я и пошел полукругом к парню.
Вездеход был небольшой всего по два окна с каждой стороны и, как назло, все наглухо тонированные. Я постарался заглянуть внутрь, но в черных поверхностях стекол виднелось только мое отражение.
С другой стороны наклонившегося вездехода дверца оказалась распахнутой.
Черт! Я обошел машину вокруг, но никого не было. Если тут кто-то и был, он как сквозь землю провалился.
— Олег! Тут похоже есть кто-то еще, но я его не вижу!
— Черт! — крикнул мой товарищ. — Неужели невидимка?
— Будь внимателен! — крикнул я в ответ.
Я подскочил к парнишке. Тот стоял на снегу и трясся, словно осиновая ветка.
— Кто был с тобой⁉ — максимально жестко спросил я.
— Один я, — пробормотал парень явную ложь.
— Не ври мне!
Я поднес ладонь к его лицу. Парень скосил глаза на сиреневые разряды и слегка отпрянул.
— Если я захочу, ту будешь думать до конца жизни, что ты курочка, клюющая зернышки, — пригрозил я, хоть и понимал, что не сделаю такого.
Могу, наверное, но не стану мучить этого пацана. Он в конце концов только перевозчик. Или нет?
— Как тебя зовут?
— Андрей, — все еще трясясь, ответил пацан.
— А фамилия как?
Парень замялся.
— Сми…Сметанин, — произнес он.
— Черт! Ты из семьи что ли?
Я разговаривал с ним, а сам внимательно осматривался. Олег делал то же самое.
— Я… да… Сын старшей дочери Алёны Андреевны.
— Все-таки Смирнов, а не Сметанин? — усмехнулся я.
Парнишка кивнул.
— Внук, значит, — снова усмехнулся я. — Отлично! Тогда сможешь сам передать послание. Лично. Запомнил, что говорить? От страха ничего не перепутаешь?
Парнишка одновременно закивал и завертел головой. Вот и пойми его на что он ответил да, а на что нет.
Я ждал, что второй хоть как-то проявит себя, но этот чертов невидимка никак не хотел показываться. Может сбежал?
Я высматривал следы. Ведь должен он их оставлять. Не по воздуху же он передвигается. Но следов не было видно. Снег был очень плотный, укатанный гусеницами вездеходов и снегоходов, так что он мог просто не проминаться под весом человека.
Был один способ вывести его на чистую воду, но для этого нужно было чтобы Олег оказался либо вне зоны опасности, либо залез на снегоход. Но как ему это сказать, чтобы не выдать своих намерений? Ведь пойми, что нужно, невидимка может поступить так же.
Если пустить сеть тонких разрядов по поверхности, то всех кроме меня самого начнет «трясти». Не думаю, что невидимка сможет сопротивляться этому. Либо отрубится и проявится, либо просто потеряет концентрацию и тоже не сможет использовать дар. Но все это лишь допущения. А время неумолимо бежало, и нужно было что-то делать.
Я постарался одними глазами показать Олегу что нужно делать, но он меня не понял. Черт, если долго ждать, может быть уже поздно. Была ни была, если что Олега откачаю. Не стану использовать полную силу.
Я почувствовал, как энергия сосредотачивается в моей ладони. Разряды заискрились и заметались вокруг пальцев. Я повернул ладонь вниз и начал приседать, чтобы коснуться рукой земли. И тут же почувствовал лед стали у себя на подбородке.
— Не слишком ли ты много на себя берешь, щенок? — прозвучало у самого уха.
Глава 4
Ага! А вот и наш невидимый проявился.
Интересно, физика моего дара точно такая же, как у электричества? По стали разряд пройдет? Или сиреневые молнии имеют какую-нибудь дивную избирательность? Может только по меди передаются? Я ведь не разбирался с этой частью своего дара.
Мысли пронеслись в голове в один миг.
А может даже быстрее. Потому что, едва лезвие коснулось моей кожи и в ухе зазвучал голос, я развернул ладонь вверх.
Будь ты сколь угодно невидимый, но подойдя ко мне достаточно близко не сможешь контролировать то, что внизу. Особенно, если вытянул шею чтобы наговаривать мне в ухо какие-то гадости.