Кстати, перед отъездом Оуэн тоже потребовал от меня предельной объективности и сказал, что важные материалы, которые не могут пройти цензуру, следует отправлять в Лондон контрабандой.
– Вам придется самому изыскивать способ переправки статей за границу, – добавил он. – Будьте предельно осторожны: если вас поймают, то могут выслать из СССР – такие случаи уже были. Советские чиновники уверены, что критиковать их действия могут только «враги всех трудящихся», которых надо как можно скорее нейтрализовать. Так что зря не рискуйте.
Зайберт посоветовал Климу снять квартиру у его знакомого по фамилии Элькин.
Это был невысокий, угловатый человек с крючковатым носом и небольшими рыжими усами щеточкой. Разбогатев во время НЭПа, он выкупил обветшавший особняк на Чистых Прудах – с обязательством привести его в порядок. Вскоре на его первом этаже открылась букинистическая лавка под названием «Московская саванна», а второй этаж Элькин решил сдавать иностранцам.
– Ремонт мы, конечно, не доделали, – смущенно сказал он, когда Клим и Китти пришли смотреть квартиру. – Но я ничего не могу поделать: строительных материалов нигде не достать.
На стенах действительно кое-где отваливалась штукатурка, а паркет выглядел так, будто по нему долго возили тяжелую мебель. Но зато в большой комнате имелся камин в голубых изразцах и стрельчатые окна из цветных стекол. Впридачу Элькин давал жильцам расстроенный рояль, диван и дамский туалетный столик с подсвечниками в виде жирафов.
Жирафов в квартире было великое множество: они украшали собою все – от дверных ручек до гардин.
– Ну что, хочешь тут жить? – спросил Клим у Китти.
– Да! – выдохнула она, завороженно глядя на люстру, украшенную бронзовыми головами с рожками. – Тут такие лошадки!
За одиннадцать месяцев Элькин запросил немыслимую сумму – две тысячи американских долларов:
– Я нахожусь в трудной жизненной ситуации, и поэтому вынужден поднять цену.
Они перезванивались и торговались несколько дней.
– Я лучше в «Гранд-отеле» останусь, – сердился Клим. – Тут и дешевле, и штукатурка не обваливается.
– Я ведь совсем немного прошу, – скучным голосом повторял Элькин. – Поверьте, вы не найдете другой отдельной квартиры во всей Москве. У меня есть телефон, плита на кухне, а еще чулан и ванная… Вам обязательно нужна ванная для ребенка.
– Вы просите больше, чем я зарабатываю!
Сторговались на тысяче. «Юнайтед Пресс» согласилась дать Климу кредит в счет будущего жалования, и он перевез вещи на Чистые пруды.
Вечером к нему постучался косматый старик в дырявой телогрейке – в руках у него был табурет, сколоченный из березовых чурбаков.
– Я Африкан, тутошный дворник, – пробасил он и показал на белую жирную собачку, жавшуюся к его валенкам. – А эту стерву Укушу зовут, она дом охраняет. Вот вам от нас подарочек – чтобы за роялем сидеть.
Клим дал дворнику рубль, и тот пообещал сделать для «его сиятельства» еще три табурета – на случай, если гости придут.
– Укушу, ты видела, какой у нас жилец-то? – восхищенно бормотал Африкан, спускаясь вниз по лестнице. – Князь… ну чисто князь советский! А я уж думал, таких и не бывает вовсе.
Собачка согласно подвывала. Китти угостила ее шкуркой от колбасы, и Укушу сразу прониклась уважением к новым квартирантам.
«Книга мертвых»
У «Юнайтед пресс» более тысячи клиентов по всему миру, и я каждый день должен отправлять телеграммы в Нью-Йорк, Лондон, Берлин и Токио. Там мои депеши сортируют и пересылают подписчикам – то есть местным газетам.
Как оказалось, работа иностранного корреспондента в Москве сродни добыче жемчуга в неспокойном море. От Отдела печати приходят только унылые отчеты о заседаниях и постановлениях, так что мне приходится надеяться только на себя.
Я напрасно рассчитывал на то, что советские граждане будут охотнее разговаривать со мной, если у меня будет удостоверение прессы. Иностранцы в Москве надежно отделены от местных жителей не только языковым барьером, но и страхом перед ОГПУ. После долгих лет странствий по миру я говорю по-русски с небольшим акцентом, да и моя одежда выдает меня с головой, так что ко мне, как и к другим «зарубежным гостям», относятся очень настороженно.
Исключение составляют только совсем уж простые люди. Давеча я умудрился взять интервью у делегата из Якутии, которого прислали на съезд ВКП(б). Я спросил его, за что именно он голосует, но оказалось, что парень ничего не понимает в политике и готов одобрять все что угодно – из чувства благодарности: