Хихикая, девка скрылась в сенцах. Подошел к хмурому боярину Федору.
— А Дружина где?
— Сейчас подойдет, тоже квас хлещет.
— А ты что, не пил вчера? Выглядишь свежо.
— Не пью много. Не по нутру мне. Да и вино твое, князь, больно крепкое. Меня бесит, когда голова плохо соображает.
«Все, быть тебе начальником Тайного приказа и прочих, многих» — решил я.
Напившись вволю холодного кваску, отдал Любаве и велел:
— Отнеси в трапезную. И передай боярину Дружине, чтобы туда приходил.
— Пошли, Федор Жданович, обсудим дела наши скорбные.
— Почему скорбные?
— Сейчас расскажу, пошли.
Расселись за столом. Я с Кнутовичем, опять жадно припали к кубкам с квасом, Федор только пригубил и ухмыльнулся, глядя на нас.
— Смейся, смейся, злобный паяц, над разбитою любовью. — Пробормотал я.
— Чего? — Не понял тот.
— Это я так, мысли в слух. Итак, бояре. Слушайте.
Я рассказал им все, от момента попадания в тело князя, до своих планов на будущее. Ну и про будущее, ожидавшее всю Русь, если эти планы не сбудутся. В общих словах, конечно. Повисла долгая тишина. Два опытных, побитых жизнью, человека молча сидели за столом и смотрели на свои ладони.
— Так и знал, что ты не Олаф. — Выдал, наконец, Дружина. — Говоришь не так, двигаешься не так, поступаешь не так. Думал оттого, что повзрослел. А оно вон как, оказывается.
— А где сам князь? Вернее, его душа? — Спросил Федор.
— Не знаю. Когда я тут, его нет. Память осталась, навыки и знания тоже. А вот его самого…
— Умер? — Дружина тяжело посмотрел мне в глаза.
— Когда я ухожу к себе, здесь время останавливается, когда я тут, останавливается там. Получается я один в двух телах. А где душа князя мне не понятно. Может и умер, а я смог занять его место, может еще чего.
— И посоветоваться не с кем. — Прохрипел Кнутович и глотнул из кубка, прочищая горло. — Монахи бесовщиной сочтут, а волхвов в наших краях давно не видно и не слышно, прячутся.
— Что будем делать? — Федор избегая смотреть мне в глаза, уставился на старого боярина.
Тот встал и тяжело ступая, молча стал мерять шагами трапезную. Минут через десять он, наконец, успокоился и сел обратно.
— Расскажи еще раз, подробнее, все что знаешь, про монголов и как оно было в твоем мире. — Потребовал он.
Я снова рассказал, припоминая детали и пропущенные факты из того, что учил в школе и почерпнул недавно в сети.
— Да, конец света. — Вздохнул Дружина.
— А если… — Жданович выразительно посмотрел на него.
— Придушим, втихую? — Договорил тот. — И что нам это даст? Князь то может и не вернуться. И не будет ни князя, ни надежды.
Они еще помолчали, подумали.
— Ты кто там, у себя? — Поинтересовался Кнутович.
— Военный следователь, полковник в отставке. Ну, примерно, как старший дружинник. — Соврал (а может и нет?) в ответ.
— Боярин, значит. А что ты говорил про много серебра и товаров. Откуда у тебя и как сюда притащил?
Я объяснил.
— Киев ограбил, выходит. — Подытожил старый. — Наши князья его грабили, скоро монголы, по твоим словам, ограбят. И ты тоже…
— Много серебра то? — Федор заинтересованно посмотрел на меня.
— Где-то гривен новгородских на 150 000–200 000 серебром, и около 5 000 золотых гривен. Ну и еще в несколько раз больше тамошними деньгами. Здесь они никому не нужны, бумажные. Типа ваших гривен кун. Но там можно обменять на настоящее серебро и перетащить сюда.
— Получается около 700 000–800 000 новгородских гривен серебром. — Подсчитал боярин, — Солидно. Хорошо у вас разбогател Киев.
— Это только малая толика, что там было. — Усмехнулся я.
— С таким богатством можно многое сделать. — Заметил Жданович.
— Ты ведь не отдашь его нам, если мы попросим тебя уйти? — Это Дружина.
— Почему же? Отдам. — Глядя прямо ему в глаза, ответил я. — Мне, в моем мире, и так хватит средств, чтобы безбедно просуществовать до конца своих дней. Вы можете сами попробовать изменить ход истории. Или не можете. Если я уйду из своего мира, он застынет на месте. Если отсюда — застынет ваш. Как оно будет, после моей смерти, не знаю.
— Если останешься тут, не жалко свой мир?
«Вот же моралисты!»
— Мне всех жалко. Добрый я. Но себя еще жальче. Там я никто, один из многих, а здесь есть шанс стать кем-то. Да и прожить еще одну жизнь хотелось бы. В моем мире мне уже далеко за 50, болячки и хвори подползают, на погост еще не скоро, но он уже показался на горизонте. Я, бояре, не могу вам объяснить, как такое произошло. Но скажу, что мне видится в этом перст Судьбы или Всевышнего, указывающего вам и мне путь, дающий хоть какой-то шанс в грядущем потопе. Если останусь здесь, а вы станете мне помощниками и признаете во мне князя, то я приложу все силы и возможности своего мира, чтобы снизить урон от нашествия.