Услышав разнесшийся по Архивам сигнал тревоги, Так выхватил из висевшего на стене футляра Пресветлое Копье. В течение суток сигнализация оповещала разных стражей. Предчувствуя истинную причину тревоги, Так возблагодарил судьбу, что не была она поднята в другой час. Поднявшись в лифте на уровень Града, он помчался к высившемуся на холме Музею.
Но было уже поздно.
Открытая витрина, смотритель без сознания и ни души в Музее – по причине, вероятно, царившего в Граде праздника.
Музейный комплекс располагался столь близко от Архивов, что Так успел заметить двоих, спускавшихся по противоположному склону холма.
Он взмахнул Пресветлым Копьем, но побоялся пустить его в ход.
– Стой! – закричал он. Они обернулись.
– Тебе-таки не удалось перехитрить сигнализацию! – воскликнул в сердцах один из них.
Он поспешно застегивал на талии свой широкий пояс.
– Уходи, уходи отсюда! – сказал он. – Я беру его на себя!
– Этого не может быть! Сигнализация отключена! – закричал его спутник.
– Я…
– Прочь отсюда!
И он обернулся, поджидая Така. Спутник его бросился дальше вниз с холма, и Так заметил, что это была женщина.
– Положи на место, – выдавил из себя запыхавшийся Так. – Что бы ты там ни взял, положи это на место – и я, может быть, смогу скрыть…
– Нет, – сказал Сэм. – Слишком поздно. Теперь я равен здесь любому, и это мой единственный шанс ускользнуть. Я знаю тебя, Так от Архивов, и не хочу причинять тебе вред. Уходи – и побыстрее!
– Вот-вот здесь будет Яма! И…
– Я не боюсь Яму. Нападай или оставь меня – ну же!
– Я не могу на тебя напасть.
– Тогда до свидания, – и с этими словами Сэм, как воздушный шарик, поднялся в воздух.
Но только оторвался он от поверхности земли, как на склоне холма появился Яма, и в руках у него было оружие: хлипкая поблескивающая трубка с крохотным прикладом, но весьма внушительным спусковым устройством.
Он поднял ее и прицелился.
– Последнее предупреждение! – закричал он, но Сэм продолжал свое вознесение.
Тогда Яма выстрелил, и в ответ ему где-то в вышине над головой оглушительно треснул купол свода.
– Он принял свой Облик и обрел Атрибут, – объяснил Так. – Он обуздал энергию твоего оружия.
– Почему ты не остановил его? – спросил Яма.
– Не мог, Господин. Я подпал под его Атрибут.
– Не имеет значения, – сказал Яма. – Третий страж его осилит.
Обуздав гравитацию по своей воле, он возносился.
И в полете ощутил, что его преследует какая-то тень.
Она пряталась в засаде где-то на самой периферии зрения. Как он ни крутил головой, она все время ускользала от его взгляда. Но она все время была там – и она росла.
А впереди, прямо у него над головой возвышались врата, ведущие наружу. Талисман мог бы отомкнуть их запор, мог согреть Сэма среди наружного хлада, мог унести его, куда ему заблагорассудится…
И тут пришел звук бьющих по воздуху крыльев.
– Беги! – загрохотал у него в мозгу голос. – Поднажми, Бич! Быстрее! Еще быстрее!
Это было одно из самых странных ощущений, какие он только когда-либо испытывал.
Он чувствовал, как движется вперед, мчится к цели.
Но ничего не менялось. Врата не приближались. Несмотря на ощущение чудовищной скорости, он не двигался.
– Быстрее, Бич! Пошевеливайся! – кричал дикий, ревущий голос. – Постарайся обставить и ветер, и молнию!
Он попытался превозмочь ощущение движения.
И сразу же на него обрушились ветры, могучие ветры, бесконечно кружащие по Небесам.
Он справился с ними, но теперь голос звучал совсем рядом, хотя ничего, кроме тени, разглядеть ему так и не удавалось.
– «Чувства – это кони, а предметы – дороги их, – промолвил голос. – Если разум твой не сосредоточен, то теряет он свою проницательность».
И Сэм узнал в этих ревущих у него за спиною словах могущественные строки Катха упанишады. – «И тогда, – продолжал голос, – не знают чувства узды, словно дикие, дурные кони у слабого колесничего».
И молнии раскололи над ним небо, и объяла его мгла.
Он попытался обуздать обрушившуюся на него энергию, но не нашел ничего.
– Все это не реально! – крикнул он.
– Что реально, а что нет? – вопросом ответил голос. – Ну а теперь кони сбежали от тебя.
И последовал миг жутчайшей черноты, словно двигался он в вакууме чувств. Потом – боль. Потом ничего.
Трудно быть старейшим действующим богом юности.
Он пришел в Палату Кармы, потребовал свидания с каким-нибудь наместником Колеса, предстал перед Владыкой, которому двумя днями ранее скрепя сердце пришлось отказаться от его зондирования.
– Ну? – поинтересовался он.
– Прошу прощения за отсрочку, Господин Муруган. Наш персонал задействован в приготовлениях к брачной церемонии.
– Они бражничают на стороне вместо того, чтобы готовить мое новое тело?
– Тебе не следует говорить, Владыка, так, будто это тело и в самом деле твое. Это тело, ссуженное тебе Великим Колесом в ответ на твои нынешние кармические нужды…
– И оно не готово, потому что твоя команда пирует где-то?
– Оно не готово, потому что Великое Колесо вращается так…
– Я хочу его не позднее завтрашнего вечера. Если оно не готово, смотри, как бы Великое. Колесо не раздавило своих прислужников. Ты меня понял, Владыка Кармы?
– Я услышал неподобающие в подобном святилище речи и…
– Брахма посоветовал мне воплотиться в новое тело, чтобы иметь удовольствие видеть меня в нем во время свадебных церемоний в Шпиле Высотою в Милю. Мне что, сообщить ему, что Великое Колесо не может удовлетворить его желание из-за медлительности своего вращения?
– Нет, Господин. Тело будет готово в срок.
– Отлично.
Он повернулся и ушел.
У него за спиной Владыка Кармы сделал согнутой в локте рукой старинный мистический жест.
– Брахма.
– Да, богиня?
– О моем предложении…
– Будет сделано по вашему требованию, мадам.
– Я бы хотела иначе.
– Иначе?
– Да, Господин. Мне бы хотелось человеческого жертвоприношения.
– Нет…
– Да.
– Ты и в самом деле сентиментальнее, чем я полагал.