Средний сын Святополк увалень увальнем. Ни слова сказать, ни шагу ступить без совета не смеет. И главная советчица Святополка - мать. Ее речами говорит, ее головой мыслит. Когда же пришла пора Святополку стать мужчиной, Гертруда сама сыночку девицу для постельных утех подыскала из своих служанок-полек. Изяслав тут поделать ничего не мог. Спорить с женой бесполезно, лучше уступить ей старших сыновей, лишь бы она оставила в покое младшего, не настраивала Ярополка против отца.
Дочерей от Гертруды Изяслав уже не ждал, какие дочери в ее-то тридцать восемь лет.
Всеволод слывет образованным человеком, любой посол иноземный о нем слышал. Еще бы, родственник византийских императоров! Греки с дарами постоянно пороги обивают в Переяславле. Так бы польский князь Изяслава почитал. Но от родичей Гертруды даров не дождешься, те сами норовят урвать что-нибудь. Святослава знают в Царьграде и Европе как воинственного князя, потому и шлют к нему послов император византийский и король германский в обход киевского князя, чем попрекает Изяслава Гертруда. Вот и выходит, что лишь богатством превосходит Изяслав своих братьев, а они его удалью воинской, умом и размахом в делах. При эдаком превосходстве они скоро и златом-серебром превзойдут князя киевского, ведь честолюбия не занимать ни Святославу, ни Всеволоду.
Ода
(1066) 3 февраля умер Ростислав в Тмутаракани.
Зимовал в Чернигове фряжский[69] купец Джованни Брага. Был он частым гостем в тереме черниговского князя. Святослав любил послушать вечерами рассказы знающих людей про заморские страны, про обычаи тамошние. Брага за свою жизнь повидал немало городов и земель, сам же был родом из города Генуи.
Проявила интерес к торговому гостю и Ода, когда узнала, что собирается Брага по весне идти донским путем на юг к Тмутаракани и дальше, до Царьграда. Задумала княгиня передать через купца послание Ростиславу, упредить любимого, что опять исполняется на него ее супруг.
Написала Ода грамотку, где о грозящей опасности было всего три строчки, а далее княгиня все свои муки сердечные описала и молила Ростислава внять ее совету - повиниться перед Изяславом, взять удел, какой даст ему киевский князь, а там что Бог приведет. Ведь Изяслав не вечен.
Внимание молодой княгини льстило падкому на женщин генуэзцу. Он постарался произвести впечатление богатством своих одежд и изысканностью манер. Разговаривал с Одой генуэзец только на немецком языке, который знал гораздо лучше русского.
Накануне Рождественского поста[70] Джованни Брага преподнес Оде золотой перстень с сапфиром, а на Крещение Господне[71] - золотой браслет подарил. Ода в знак своего расположения позволяла генуэзцу целовать свою руку, когда они были одни. Но не ведала Ода, что любвеобильный купец жаждет большего. По наивности своей Ода думала, что пленила черноглазого генуэзца своими чарами и тот готов на все ради нее. Этого она и добивалась исподволь и с неустанной настойчивостью. Однако Ода не учла, что затеяла любовную игру не с юношей, но с сорокалетним мужчиной, уже вкусившим греховного плода. Она и не догадывалась, что Брага, за свою жизнь совративший немало жен, дал себе слово к весне «отпереть восхитительные врата русской княгини своим чудо-ключом». Многочисленные любовные победы сделали генуэзца необычайно самоуверенным.
Однажды Ода отправилась верхом на прогулку, взяв с собой Брагу.
Февраль был на исходе. Снег по обочинам дороги потемнел и осел под лучами пригревавшего по-весеннему солнца. На проталинах желтела прошлогодняя трава.
Княгиня и генуэзец свернули с широкой дороги в узкую сосновую просеку и поехали медленным шагом под стрекот растревоженных сорок.
Ода решила наконец посвятить генуэзца в свою тайну.
Она сказала Браге про письмо, скользь намекнув о своих отношениях с Ростиславом. К ее удивлению, генуэзец вместо безоговорочной готовности передать свиток прямо в руки Ростиславу заговорил о цене, словно речь шла о какой-то сделке. Причем он намекнул, что цена за такую услугу должна быть немалая. По глазам генуэзца Ода догадалась, на что именно тот намекает, но притворилась глупышкой, желая поставить собеседника в неловкое положение.
- Конечно, дорогой Джованни, я щедро тебя вознагражу серебром и мехами, - сказала Ода. - Какие меха ты предпочитаешь? Беличьи? Куньи?
- Я предпочитаю мехам любовные ласки моей княгини, - с лукавой улыбкой промолвил Брага.
Щеки Оды вспыхнули. Она резко натянула поводья и остановила коня.
- Ты забываешь, кто перед тобой, торгаш! - воскликнула Ода и замахнулась плетью на генуэзца. - Это тебе за дерзость!
Плеть свистнула в воздухе, но Брага, заслонившись рукой, ловко поймал конец кнутовища.
- Полегче, княгиня, - серьезно предупредил генуэзец, - а то твой вспыльчивый супруг сегодня же узнает про любовное послание Ростиславу.
Ода даже смутилась от такой наглости. Как она ошиблась в Браге! Кто бы мог подумать, что у такого благородного на вид человека такая черная душа!
- Отныне я поверенный в твою тайну, милая княгиня, - с улыбкой превосходства сказал Брага, - поэтому меня нужно не бить, а лелеять.
Ода рванула плеть, с каким бы удовольствием она исполосовала наглое лицо генуэзца. Брага крепко держал кнут.
- Если моя княгиня будет сердиться на меня, я не стану ей мстить здесь из уважения к ее гостеприимству, - проговорил он, - но отомщу в Тмутаракани при встрече с Ростиславом. Например, преподнесу ему вина с дурман-травой. И твой ненаглядный сойдет с ума.
С этими словами Брага выпустил конец плети. Ода, не мигая, глядела в лицо генуэзцу, ее губы были плотно сжаты. Она словно забыла про плеть в своей руке.
- Князь Святослав в беседе со мной с неудовольствием упоминал о Ростиславе, - добавил Брага, прищурив свои черные глаза. Но он просто возненавидит своего племянника, если узнает, что его жена когда-то грешила с ним. Сколько раз это было, милая княгиня?
- Ты решил исповедать меня? - со зловещим спокойствием произнесла Ода.
- Я спрашиваю об этом лишь из зависти к счастливчику Ростиславу, - быстро проговорил Брага, видя, что Ода повернула коня и поехала обратно.
Генуэзец догнал княгиню и поехал рядом, сдерживая своего жеребца, рвущегося вперед.
- Не гневайся на меня, дорогая княгиня. Я вижу, что оскорбил тебя своим откровением. Я знаю, русские женщины крайне щепетильны в любовных делах, совратить их с праведного пути почти невозможно. Но ты ведь немка, обожаемая княгиня. И судя по тому, что изменяешь своему мужу, женщина без предубеждений. У тебя был любовником Ростислав, может, кто-нибудь еще, я не осуждаю тебя за это. Боже упаси! В той стране, откуда я родом, всякая знатная женщина имеет любовника, а то и нескольких. А над глупышками, хранящими верность своим мужьям, все смеются.
Ода хранила каменное молчание.
Брага продолжал делать попытки разговорить ее:
- Значит, я ошибся, полагая, что красавица-княгиня влюблена в меня. Напрасно тешил себя мечтами…
- Интересно, какими? - не удержалась Ода. Генуэзец словно ждал этого вопроса. Он весь преобразился, в глазах появился блеск, смуглое лицо с острым носом и черной бородкой озарилось радостью, полноватые губы тронула легкая улыбка. О, хитрец Джованни прекрасно знал женщин и умел затронуть именно те струны в их чувственных душах, которые пробуждали опасные минутные влечения!
Цветок его красноречия раскрылся во всем блеске! Генуэзец умело расставлял сети, как проделывал уже не раз, и Ода, сама того не сознавая, запуталась в них. Даже горячее полуденное солнце, казалось, помогало коварному искусителю. Солнечные лучи били в глаза генуэзцу, такие выразительные и красивые, а как сверкали белизной перламутровые зубы Джованни! Как чувственно он причмокивал своими пунцовыми губами. Целоваться с ним, наверно, приятно любой женщине. Впрочем, и слушать Брагу Оде доставляло удовольствие. Поначалу она не хотела себе в этом сознаваться, но после второй или третьей его шутки засмеялась. Потом позволила погладить себя по руке и скоро забыла об их ссоре в сосновой просеке. В такой чудесный день грех сердиться на столь остроумного собеседника! Княгиня и генуэзец неторопливо ехали по дороге. Впереди уже маячили бревенчатые стены и башни Чернигова.