— Мечи дротик, княжич! Постоим, молодцы, за землю Киевскую!
Святослав бросил дротик вперед, меж конских ушей, и тот, пролетев совсем немного, вонзился в землю.
— Добрый знак!.. — закричали дружинники. — Добрый знак нам подан!..
Оба конных отряда поскакали навстречу друг другу. Раздался звон мечей, показавшийся мальчику очень веселым, крики, шутки, смех…
Вот такой оказалась его первая битва. Звонкой, радостной, шумной и, самое главное, победной. Об этом ему сказал сам великий воевода Свенельд, когда принимал его после сражения в своем шатре.
И маленький Святослав, впервые в этот день, сменивший девичье платьице на штанишки, сладко уснул на сильных руках великого воеводы во время пира победителей…
Целый год взрослые мужчины играли с ним в странную и совершенно непонятную игру. Как он должен сидеть, где стоять, как ходить. Он все делал молча, очень серьезно и очень послушно, будто понимал, как важен отработанный этикет для великого князя. Когда утомлялся, тут же звали двух мальчиков, которые должны были играть с ним. Но он не играл. Он сосредоточенно смотрел, как играют приемыши его матушки Сфенкл и Икмор, и заставить его улыбнуться еще никому не удавалось.
Это настораживало великую княгиню Ольгу. Она наблюдала за шумными играми мальчишек, следила за внимательными, всегда чуточку настороженными глазами сына и вздыхала:
— Почему он такой вялый?
— Не тревожь себя понапрасну, великая княгиня, — улыбался Живан. — Когда он сидел передо мною в седле, и мы поскакали в битву, он смеялся, размахивал своим детским мечом и изо всех сил кричал: «Иду на вы!..».
— Ты считаешь, что с моим сыном все в порядке?
— В твоем сыне зреет и наливается невиданной силой завтрашний богатырь. Он будет великим воином!
— Он запоминает все с первого показа, — говорил старый боярин, обучавший Святослава всем премудростям великокняжеского поведения. — Такого я не видывал много лет… Да что — лет! Такого я вообще не видывал.
Так прошел год. Святослава неторопливо готовили к трону, учили принимать послов и знатных людей чуть ли не со всей Европы.
В шесть лет его дядька Живан начал знакомить очень серьезного и неулыбчивого княжича с повадками коня, с тем, как надо ухаживать за ним и сбруей. Это уже не было началом обучения воина, а потому требовало примера. Неважно какого — положительного или отрицательного. Как тот, так и другой учат наглядно. Особенно в раннем детстве. И оба внука Зигбъерна стали встречаться со Святославом каждый день, потому что тоже осваивали воинское мастерство под началом опытного воина Живана.
Сначала им показывали, как седлать и расседлывать деревянных коней, которых мастера сотворили в натуральную величину, снабдив для большей наглядности оскаленными мордами. Три таких коня возвышались в учебной зале дворца рядом с тремя их копиями, но без ног, чтобы юные ученики могли доставать до спины. Потом начались занятия уже с конями настоящими. И, наконец, — сама верховая езда.
Великая княгиня сама была отличной наездницей, разбиралась и в конях, и в посадке и требовала посуровее гонять на препятствиях.
— Упавший дружинник — уже не воин! — и, присмотревшись к сыну, добавила: — Святослав, да ты уже умеешь все, что нужно вождю дружины. Пора готовиться к заботам великокняжеским.
Этому предшествовал напряженный и неприятный для нее разговор. Состоялся он в личных покоях великой княгини, куда дозволено было приходить без ее соизволения только одному Свенельду, ее соправителю. В этот раз она вызвала великого воеводу гонцом.
— Ты звала меня, великая княгиня?
— Как ведет себя боярин Асмус, Свенельд? — спросила Ольга, и взгляд ее был неспокоен. — Что сообщают о нем твои личные соглядатаи?
— Он никуда не отлучается, кроме верховых прогулок. Даже на охоту.
— Ты уверен?
— Вполне. Почему ты вдруг вспомнила о нем?
— Потому что Святослав растет, а вместе с ним растут и его уши. Твой Живан, которого ты вовремя пристроил дядькой, так и не смог вызвать мальчика на откровенный разговор. По его словам, Святослав закрыт, как добрый византийский ларец.
— Мне это нравится, — улыбнулся Свенельд. — Из него растет настоящий…
— А мне — нет! — резко оборвала великая княгиня. — При княжеском дворе всегда достанет доброхотов, готовых поведать ребенку…
И неожиданно замолчала, крепко, в ниточку сжав губы.
— Что поведать? — тихо спросил воевода.
— Правду!
— Ты стала бояться правды?
— Славяне давали роту покорности князю Рюрику. Даже мой отец, князь Олег, прозванный Вещим, назывался только правителем славян.
— Однако это не мешало жить ни ему, ни тебе. Князю Игорю пришлось отравить его, чтобы наконец-то прорваться к Великокняжескому Столу.
— Мы, русы, лишь чистая река в океане славян. Рано или поздно эта река иссякнет, Свенельд.
— Я наполовину славянин. Может быть, поэтому я никак не возьму в толк, чего ты боишься.
— Единого восстания славян, мой великий полуславянский воевода.
— Они привыкли опасаться моих мечей.
— Никаких мечей не хватит, чтобы примучить все славянские племена. Их — тьмы темь. Они уйдут в леса, а мужчины с дубинами перекроют все наши дороги. И поставят крепкие заставы у Днепровских порогов.
Свенельд помолчал. Усмехнулся невесело:
— И поэтому ты настойчиво просишь меня отказаться от собственного сына.
— Не поэтому, Свенди, — горько вздохнула великая княгиня. — Только во имя спасения всего Великого Киевского княжества. Только во имя его.
— И во имя спасения ты вспомнила об Асмусе?
— Наш сын должен быть Великим князем. Великим! И никто лучше Византии не знает, что такое величие.
— Если величие не опирается на меч, это — соломенное величие. Славяне на масленицу изготовляют их во множестве. А потом сами же и сжигают с песнями, хороводами, плясками и хохотом.