Тиун был дороден, с лицом кирпичного цвета, в тонких сафьяновых сапогах, в свитке с золотыми пуговицами. На распахнутой груди, облеченной в шелковую рубаху, сиял золотой крест с изображением повисшего на нем мертвеца. Этот-то мертвец и смешил девушек, которые знали, что все, носившие такие украшения, получаемые из-за моря, не любили смердов и причиняли им одни только беды. Они слышали от старших, что «удавленного бога» чтут одни богатые, бояре и их дети, и сама мать князя Ольга построила для «удавленного бога» богатый дом в Киеве. Они видели, что старшие презирали тиуна за его веру, и за его жестокость, и за его холопство перед холопкой же Малушей. Набольший не скрывал своей брезгливости к тиуну, но и боялся его. Все знали, что раз прибыл тиун, значит, над семьей стряслась какая-то беда, но в чем она заключалась, не могли угадать. Тиун догадывался, что его все ненавидят и презирают, как, впрочем, везде у смердов, но сознание того, что он холоп наложницы самого князя, придавало ему смелости, самодовольства и силы. Он был твердо убежден, что власть на его стороне, поэтому наглость сквозила в каждом его движении и жесте. Когда Улеб вошел в избу, а его ждали, пока он не оторвется от молодой жены, набольший указал ему место на дубовой лавке среди молодых мужчин. А Роксолану приняли в объятья две молодые девушки, ее троюродные золовки, и тотчас же начали вместе весело шептаться. Теперь она была членом этой семьи, вполне своей, и за нее они готовы были принимать любые невзгоды.
– Говори, а мы послушаем, зачем пришел, – сказал набольший тиуну.
– Госпожа моя, Малуша, приказала мне вернуть убытки, причиненные ей Улебом, который увел девушку, что работала в Будутине. Девушка Роксолана несвободна, а отец ее – закуп и вся семья – закупы.
Женщины тревожно зашевелились, набольший опустил дрожащие руки вдоль колен. Все сразу почувствовали беду. Тиун подкрался как тать к благополучию семьи, не выпустит ее из рук, пока не разорит, как это он сделал почти со всеми вольными крестьянами селения Будутино, которых он превратил в холопов и закупов и которые давно батрачили на барском дворе и на барской запашне госпожи Малуши. Тиун был очень доволен тем испугом, который обуял всех присутствующих. Он разъяснил:
– Четыре года назад у покойного отца вашей снохи Роксоланы пала лошадь. Он взял у госпожи кобылу и обещал отработать за нее на пашне. Но он был нерадив, кобыла завязла в болоте и подохла. За гибель этой кобылы он должен был работать на госпожу по договору двенадцать лет. Но он умер до срока выплаты. Жена его и дочь Роксолана продолжали отрабатывать долг. Улеб отнял у моей госпожи отличную работницу. Кто в таком случае будет отрабатывать долг ее отца? Мать Роксоланы в летах и скоро тоже умрет. Верните долг, как того требует обычай, вдвойне, и я не буду ничего больше с вас взыскивать.
Набольший спросил невестку:
– Хозяйский конь погиб, когда отец твой работал на своей пашне?
– Да, это было так, – ответила невестка.
– Тогда ты должна заплатить за коня в самом деле вдвойне, чтобы быть свободной. Так повелось, и бесчестно поступить вопреки обычаю. Так сколько же, господин тиун, стоят два таких коня? Мы – заплатим.
– Конь был особых кровей, – заметил тиун. – Его князь Святослав подарил моей госпоже, возвратившись после заполонения ясов и косогов. Цены нет коню…
– Все-таки…
– Говорю вам, нет цены коню… Да мне кони и не нужны, – заявил тиун, и в глазах его отразилось довольство и торжество. – С тех пор как отец вашей невестки умер, мы успели обзавестись еще более лучшими конями. Нам, повторяю, кони не нужны. Но госпожу мою лишили хорошей работницы, которая умела прясть, ткать и шить. И она должна отработать восемь лет за отца, как был у нас с ним уговор. Пусть невестка отработает в усадьбе госпожи моей эти восемь лет. Она незаменимая мастерица, нам нельзя ее лишиться.
– Она не холопка, – вскричал Улеб, – и не заставишь ее работать на барской усадьбе!
Тиун усмехнулся, боль Улеба была ему приятна. Набольший жестом приказал Улебу молчать и спросил тиуна:
– Во сколько оцениваешь ты старание молодой пряхи и ткачихи за восемь лет ее работы? Мы заплатим за это. Самая отличная лошадь стоит четыре гривны. Ты считаешь, что лошади Малуши были справные… Тогда их можно оценить в десять гривен. Цена отменная. Это не дешевле, а дороже стоимости работницы за восемь лет ее прядения, ткания и шитья.