Практика показала, что сохранить свою душу намного сложнее, чем беречь доверенную планету без всяких условий… Судьба Алисы превратилась в необъезженную норовливую кобылу. За последние три года девушка уже почти забыла, что такое жизнь дочери дворянина, но на помосте для осужденных к смерти память воскресила давний разговор.
— В Акараме когда о чем-то просят правителя, не опускаются на колени, а лишь низко кланяются. Запомни, это очень важно.
Тогда девочка посмотрела на своего старого наставника, в прежние времена обучавшего детей высшей знати, а теперь наслаждающегося покоем провинции, да изредка развлекавшего себя беседами с малолетней соседкой, с недоумением.
— Да как можно что-то просить у их князя?
— Знания никогда не бывают лишними. Запоминай теперь слова приветствия…
…На ногах Алиса оказалась так резво, что стражники не успели ее остановить, да и потом замешкались, и девушка смогла низко поклониться.
— Сиятельный князь, владыка Акарама, прошу о милости и вручаю в ваши руки нить моей жизни, — проговорила она на одном дыхании.
Пожалуй, не каждый день увидишь, как у великих князей округляются от шока глаза. Впрочем, Ян моментально спрятал эмоции за маской равнодушия, поднялся с трона и, взметнувшись в воздух, приземлился на помост рядом с просительницей.
Толпа застыла, казалось, даже дыхание затаила. Стража непроизвольно отступила на несколько шагов, потом опомнилась, но возвращаться побоялась.
— Знаешь ли, о чем и кого просишь? — мягко, будто у неразумного дитя, спросил повелитель Акарама.
По узкому ободу короны проносились темно-синие сполохи. Светлые, выгоревшие на солнце волосы, разметались по вороту длинного церемониального плаща. В народе говорили, будто глаза его — слепые бельма, насквозь прожигающие душу. На деле они оказались серыми, пронзительными, не знающими преград или неразгаданных тайн. Возможно, это неслыханная дерзость, но Алиса не отвела взора, не позволила себе отступить или предаться сомнениям.
— Я прошу сохранить мне жизнь, я знаю, что отныне она будет принадлежать вам. Я отслужу, клянусь. Если это невозможно, то умоляю: подарите мне три часа отсрочки.
— Как ты отслужишь, девочка? Поедешь к горгульям, фоморам и василискам?
— Поеду, — ответила, даже не задумываясь.
— Обратной дороги не будет, — зачем-то добавил Ян, хоть давно уже принял решение.
В ауре этой девочки он не увидел ничего, что говорило о совершенном преступлении. Как, впрочем, и предыдущая просительница не заслуживала смерти.
Глаза Алисы полыхнули такой дикой радостью, что дальнейшие слова стали казаться пустыми и ненужными.
— Согласно закрепленного в пункте 26 Директивы № 11 права, с этого мгновения судьба… — короткая заминка, пока стража дрожащими руками протягивает свиток. — …Алисы Вершининой принадлежит мне.
Князь развернулся и направился прочь с помоста. По правилам Тарина теперь она должна была ползти за своим спасителем, целуя землю. Что предписывали на этот счет порядки Акарама, Алиса не знала, и медленно опустилась на колени. Отчего-то душа взбунтовалась, не позволяя сдвинуться с места. Когда с руки князя сорвался сгусток мрака и, набирая объем, обрушился на нее, девушка не испугалась. Что-то невидимое ловко подхватило Алису и понесло.
— Не думаю, что тебе хочется смотреть казнь, — услышала помощница лекаря тихий голос властителя темных земель. — Отдыхай, скоро пойдем домой.
Интересно, что он вкладывал в это слово? Свое княжество или резиденцию в Тарине? Наверное, следовало бояться мрака, в котором невозможно ничего различить, будто разом ослепнув, опасаться будущего… Наверное… Алиса улыбалась, ведь далеко-далеко бились сердца сохраненного ею мира. Под их мерный стук темнота стала казаться уютной, теплой. В ней можно свернуться комочком и слушать, как в другой галактике о черный песок плещется зеленое море…
Сыпались крошечные песчинки, отсчитывая минуты…
Колдовская темнота отпустила через два часа. Вместо обещанного василиска в комнате на перине лежало платье и полотенца. Неприметная дверь вела в умывальню, наполненную паром, радостно бегущим от полной ванны с горячей водой.
От такой роскоши девушка заплакала. Стянула порванную одежду и, забыв о времени, избавлялась от въевшейся грязи, а вместе с ней пережитого страха и унижений.
Смерть купеческой жены списали на лекарскую помощницу. Хотя помощница — громко сказано, так девица — принеси-подай-убери. Отравила, поганая змея. Даже мотив придумали — зависть. За Алису никто не заступился, лекарь побоялся, а может, взял мзду, да еще и остался довольным. Найдет другую работницу, таких как она — пруд пруди. У начальника тюрьмы Алиса в ногах валялась, обещая все, что он только пожелает получить. Мужчина посмотрел объективно — и решил, что ради скрашивания досуга со страшненькой девицей проводить дополнительное расследование не стоит. На него и так девки вешались. Дворянки, хорошенькие и без всяких прошений.