Выбрать главу

– Князь Дмитрий, – продолжил один из господ, – планировал, что, когда большевизм падёт, кто-нибудь из его потомков сможет получить эти деньги и использовать их для возрождения России. Мы не можем знать наверняка, исполнил ли тот родственник поручение Вашего деда. Если даже исполнил, полагаю, его давно нет в живых и состояние могли разбазарить его дети и внуки. Однако воля князя Дмитрия заключалась в том, чтобы по возможности сберечь деньги на счёте в швейцарском банке до тех пор, пока за ними не явится какой-нибудь член семьи.

– И сколько же там денег?

– Князь Дмитрий никогда не называл точной суммы. Но по моим скромным подсчётам, полагаю, сейчас там должно быть не меньше миллиона швейцарских франков. Может быть, даже десять миллионов.

– И я могу их получить?

– Если сможете подтвердить свою родственную связь с князем Дмитрием, – ответил отец Иннокентий. – Слышал, в наши дни это можно сделать при помощи анализа крови.

– Выходит, я миллионер, – мечтательно произнёс я.

– На Вашем месте я бы не был уверен, – снова заговорил тот господин. – Как я уже сказал, мы не сможем знать точно, ждут ли ещё эти деньги своего владельца. Но если границы в самом деле открыты и Вы беспрепятственно можете покинуть страну, предлагаю Вам лететь в Цюрих и отыскать там Ваших родственников.

Тут Паше пришла в голову одна догадка, и он снова присел.

– Как Вы думаете, возможно ли, что туда отправился мой отец?

– Это не исключено, – сказал батюшка. – В любом случае, когда Вы окончательно поправитесь, Вам нужно будет ехать домой. Вы очень жестоко поступаете с Вашей матерью, которая сейчас, полагаю, места себе не находит, не зная, где Вы и что с Вами.

Паше стало стыдно, что он до сих пор ни разу не вспомнил о матери.

– Вы правы. Я поеду домой, как только смогу. Но очень хотел бы вернуться.

– Мы всегда будем рады Вам, – сказал один из старейшин. – И если Вы пожелаете жить на острове, Вас будут чтить здесь как самого знатного господина.

– Вот уже сорок лет, – добавил другой, – самый роскошный дом на острове пустует в ожидании своего хозяина, и верные слуги Вашего отца содержат его в чистоте и порядке.

Один за другим господа поклонились ему и вышли. Отец Иннокентий задержался в дверях, перекрестил его и сказал:

– Желаю Вам, Павел Фёдорович, скорее поправиться, помириться с Вашей матушкой, получить деньги и возвращаться к нам со свежими новостями.

XIII

Павел Терентьев пробыл на Рейзене ещё неделю. Костромины трогательно заботились о нём. Вероника стала местной звездой и вынуждена была по сто раз на дню пересказывать всем историю его спасения. Едва ли не каждый житель острова успел заглянуть в отведённую ему комнату, дабы воочию лицезреть наследника Белогорских – фон Рейзенов. Островные девушки, одна другой краше, щеголяли перед ним в своих лучших нарядах, ибо каждый аристократ на острове мечтал выдать за него свою дочь. Он успел вволю нагуляться по Рейзену, посетить службу в островном храме, послушать концерт из лучших сочинений рейзенских композиторов.

Наконец островной врач после очередного осмотра дал разрешение отправиться на материк. Пашу тщательно подготовили к путешествию: одели так, чтобы он не мёрз по ночам и сучья были ему не страшны, обули в специальные сапоги для удобства передвижения по тайге, помазали кремом от мошкары, дали нож для рубки веток и ружьё для защиты от медведей, палатку и тёплое одеяло для комфортного ночлега, много еды и воды. А заодно положили в его увесистый рюкзак несколько ценных золотых украшений, чтобы у него были средства на дорогу до дома. Он должен был торопиться, чтобы до первых заморозков успеть добраться до цивилизации.

Костромин-отец переправил его на тот берег и показал, где спрятана лодка, чтобы он смог вернуться. Было уже начало октября, когда он достиг Туры. Уже оттуда позвонил домой матери и сообщил ей, что жив и здоров. Заодно попросил её выслать по почте его паспорт на адрес красноярской гостиницы. Паспорта пришлось ждать несколько дней, но он всё же сэкономил немало времени, ибо смог на самолёте добраться из Красноярска в Ленинград, который уже назывался Санкт-Петербургом.

Дома он оказался ранним утром. Мать бросилась обнимать его и обливать слезами. Она умоляла простить её – он умолял простить его. Лишь теперь он понял, как она дорога ему, невзирая на все обиды и противоречия. Однако не мог долго оставаться с ней. Вечером уже выехал в Москву. Решил всё-таки начать учёбу, пусть и с небольшим опозданием. В Главном корпусе так и не заселился, ибо рейзенского золота хватило, чтобы снять однокомнатную квартиру в столице.