Павел привлёк лучших экспертов, которые удивились, что восемнадцатилетний парень занимается такими вещами, и, несмотря на всё его богатство, поначалу не воспринимали его всерьёз, даже подтрунивали над ним. Однако стали с ним работать и вынесли заключение, что монастырский комплекс, безусловно, должен быть признан памятником архитектуры и взят под охрану государства. Только в нынешних условиях это мало что даст и едва ли что-то существенно изменит. Если Паша хочет скорого восстановления комплекса, он должен вкладывать в это свои деньги. И намного дешевле было построить всё заново, нежели реставрировать то немногое, что осталось.
Он, однако, не пожалел денег на реставрацию. Собрал старые чертежи, многочисленные рисунки и фотографии, изображавшие комплекс таким, каким тот был до революции, внутри и снаружи. В соответствии с ними строители и реставраторы приступили к работе. Это была грандиозная по сложности и дороговизне работа. Пашиных средств не хватало, но он умудрился привлечь зарубежных инвесторов и даже заручиться скромной поддержкой государства. Реконструкция заняла не один год, и Паша непрерывно пребывал в состоянии эйфории, был вдохновлён как никогда, носился по стройплощадке и радовался как дитя, всей душой отдался этому проекту и сгорал от нетерпения, наблюдая, как Шлиссельбургский комплекс постепенно обретает свой прежний величественный облик.
Он никому не рассказывал о Рейзене – такова была воля островитян. Но ожидал, что в скором времени они всё-таки решатся открыться миру. Он не мог не узнать об этом, ведь это непременно произведёт сенсацию. Где-то на Большой земле бродит их посланник, который скоро вернётся к ним и сообщит о полном и окончательном крахе Союза – и тогда о них услышит весь мир. Они станут живым примером истинной духовности − примером, которого так не хватает теперешней России, измождённой репрессиями, потерявшей ориентиры, заблудшей и запутавшейся.
Летом 1996 года Павел Терентьев с красным дипломом окончил филфак МГУ. Примерно в то же время завершилась реконструкция монастырского комплекса в Шлиссельбурге. Он был открыт, в нём поселились монахи и началась служба. Дело барона фон Рейзена воскресло из небытия. У Паши горели глаза при мысли, что он первым принесёт эту новость островитянам, ибо о Рейзене до сих пор никто не слышал. Он был несказанно рад и горд за столь важную и успешно проделанную под его руководством работу. Чувствовал, что его имя навеки вписано в историю страны и его титул больше не пустой звук. Отец гордился бы им, и Паша сожалел лишь о том, что тот никогда не узнает об этом.
Теперь он мог с чистой совестью вернуться на Рейзен. С удовольствием представлял себе лица островитян, когда они увидят фотографии возрождённого комплекса. «Вот на что я потратил дедовское наследство», – скажет он отцу Иннокентию. Дай Бог, чтобы тот был ещё жив и здоров. Так Паша вернёт столь лестный аванс, оправдает возложенные на него надежды, станет достойным внуком своего деда.
С этими мыслями в начале июля 1996 года он сел на самолёт до Красноярска.
XIV
В Красноярске он нашёл того самого человека, с которым летал в Туру. Тот всё так же стоял с табличкой, предлагая дешёвый полёт на своём кукурузнике без лишних формальностей. А на табличке были перечислены мелкие и разрозненные населённые пункты Красноярского края, куда он мог доставить пассажиров.
Однако теперь их список пополнился. Паша не знал, что и думать, когда обнаружил среди них Рейзен.
– А что за Рейзен? – спросил он пилота.
– Небольшой посёлок в ста километрах к северу от Туры.
– Никогда не слышал о таком.
– О нём никто раньше не слышал, открыли не так давно.
– И с каких пор Вы туда летаете?
– Уж года четыре.
– Ну и как там? Есть на что поглядеть?
– Смеётесь? Рейзен – обыкновенная вымирающая деревня. Полна страна таких.
Паша не верил своим ушам. Этот человек что-то путает. Это не может быть тот Рейзен, который он знал. Это какой-то другой Рейзен.
– Я хотел бы слетать туда. Сколько это стоит?
И вновь он летел над той сумасшедшей красотой, что потрясла его пять лет назад. Только теперь не мог спокойно наслаждаться ею, ибо уже понял, что произошло. И его терзал страх. Страх до дрожи в коленках, хотя это едва ли было заметно со стороны. Он боялся, что его догадка верна. «Рейзен – обыкновенная вымирающая деревня». Он снова и снова слышал голос пилота, произносящий эти слова. Раз за разом прокручивал их в голове, запомнив в точности каждую интонацию. Что это значит? Почему он так сказал? Эта мысль сверлила мозг и вызывала приступы тошноты, которые отступали, лишь когда удавалось её отогнать.