Однако взрыва интереса к острову почему-то не последовало. Рейзен так и не попал в первые строчки мировых новостей, его не атаковали репортёры, не освещали вспышки фотокамер, о нём не издавали книг, не писали в прессе и не трубили на весь мир международные телеканалы. Красноярские журналисты сняли небольшой репортаж, который показали на местном телевидении. Режиссёр «Вялотекущей шизофрении» сделал документальный фильм, который даже демонстрировался на всю страну, но и этот его фильм не имел успеха, не выдержав конкуренции с очередной серией «Санта-Барбары» на соседнем канале. Никому не было дела до Рейзена. Мало ли в России заброшенных деревень, не отмеченных ни на одной карте? Уже не раз в стране обнаруживались неизвестные поселения, в основном старообрядческие.
Главой острова большинством голосов был избран простой крестьянин. Островные врачи и учителя лишились права работать, ибо формально не имели соответствующей квалификации. На острове появились материковые врачи, ненавидевшие пациентов, и материковые учителя, ненавидевшие детей. Уровень медицины и образования резко упал. При этом рейзенские мужики в большинстве своём были довольны. Радовались, что до них наконец дошла цивилизация. Какими же идиотами они были, когда прятались тут, в то время как им давно уже ничто не угрожало. И прятались-то вовсе не от репрессий, коими пугали господа, а от электричества, водопровода и канализации.
Раз в месяц на остров прилетал самолёт, привозивший продукты и деньги на социальные выплаты. Открылся магазин, который работал до шести вечера с обеденным перерывом. Островитяне получили паспорта. Постоянно прилетали торговцы, предлагавшие различные товары. Один из них продал большинству жителей спутниковые тарелки – и на Рейзен пришло телевидение. Слуги больше не хотели ничего делать. Теперь они ждали, пока всё за них сделает правительство, и негодовали, что правительство делает недостаточно. Видели по телевизору, как живут люди в Америке или хотя бы в Москве – и завидовали, и возмущались, и требовали всё больше. Молодёжь подалась на Большую землю, мужики стали пить, нравы на острове распустились.
Рейзенские старейшины отправились в столицу, а затем и в Европу в поисках людей и организаций, борющихся за возрождение в России если не монархии, то хотя бы культуры и духовности. Находили и вкладывали в них средства. Всё рейзенское золото разошлось на эти загадочные проекты, ни один из которых не имел успеха, на бесконечные перелёты и гостиницы, встречи и совещания, где роскошь шла впереди целесообразности. Тем временем картины великих мастеров и другие национальные ценности, хранившиеся на Рейзене, увезли оттуда и разместили в столичных музеях.
Полотна островных художников никого не интересовали, как и симфонии островных композиторов, и романы островных писателей. Старые аристократы вымерли, их дети и внуки всё меньше уважали их идеалы, всё больше стремились к внешнему лоску при зияющей внутренней пустоте. Всё, за что боролись их деды семьдесят лет, всё, что пытались сохранить здесь, оказалось не важно и не нужно. А важен и нужен лишь комфорт и материальный достаток. Сила государства уже не измерялась суммой достижений гениальных учёных и творцов искусства, полководцев и реформаторов, но лишь суммой благополучия его граждан.
Большевизм пал. Случилось то, о чём рейзенцы грезили столько лет. То, ради чего они основали свою общину. Наступил день, который они столько раз проживали в своих мечтах. Но они совсем не ожидали того, что за этим последовало. Они ожидали чего угодно – что их будут гнобить и преследовать, сажать и расстреливать, травить в лагерях и тюрьмах, осыпать клеветой и запрещать цензурой. Думали даже, что их могут разбомбить и стереть напрочь с лица земли. Были готовы принести любую жертву за свои идеалы и ценности. Они были готовы ко всему. И лишь одно не приходило им в голову: что их просто-напросто никто не послушает. Что они просто-напросто будут всем безразличны.
– Ты не мог бы отвезти меня на кладбище? – обратился отец Иннокентий к сыну. – Не изволите ли прогуляться с нами, Павел Фёдорович? Я должен Вам что-то показать.
Они вышли из храма и пошли по серпантину вниз. Батюшка привёл Пашу на отдалённый край острова, где тот ещё не бывал. Там было единственное место на Рейзене, где его жители никогда не делились на слуг и господ. Все были равны и захоронены вперемешку, с одинаковыми деревянными крестами и табличками на них. Отец Иннокентий подвёл Пашу к табличке, на которой было написано: «Князь Фёдор Дмитриевич Белогорский».