Они еще стояли у поручней, как вдруг подошел радист с листком в руке. Подумать только! Это уже пришел ответ Рихтгофена из Берлина. Было очевидно, что инциденту на Медвежьем острове там придавали большое значение.
— Нет, позвольте уж я вам прочту! — сказал Лернер, отстраняя руку Рюдигера, уже протянутую за листком. Он опасался, что Рюдигер в ярости разорвет послание и выбросит за борт. Кстати, у Рюдигера было большое искушение поступить именно так, не читая.
"Во-первых, я хочу обратить ваше внимание на то, что вы заблуждаетесь, — писал господин фон Рихтгофен, — полагая, что, огородив земельный участок, а тем более просто обозначив его пограничными столбами, вы приобретаете его в частную собственность для себя или для лица, давшего вам такое поручение, со всеми вытекающими согласно немецким законам правами. Для острова Медвежьего действует иной правопорядок, на основании которого частная собственность вообще не может там приобретаться. Поэтому, если некие третьи лица вторгаются на огороженный вами земельный участок, не считаясь с установленными вами по вашему собственному усмотрению запретами, вы не можете рассчитывать на безусловную защиту со стороны Германского государства".
Тут капитан Рюдигер не выдержал:
— Где ж это слыхано! Такая чепуха! Это же конец всякого правопорядка, победа анархии! Чтобы правопорядок, действующий на Медвежьем острове, мог быть основой для возникновения наших прав! Как будто бы в естественном состоянии, вне рамок государственности, нет ни права, ни собственности! Как будто всякое право — положительно! Как будто естественное право опирается на положительное право, а не наоборот! Неужели когда Моисей странствовал по пустыне, не было никакой собственности? Неужели Робинзон Крузо не приобрел прав на свою пещеру? И разве Христофор Колумб не передал Кубу в собственность испанской короны? Рихтгофен, ты, вопреки своей фамилии, не прав, тебе надо бы зваться Унрехтгофеном![9] Если Германия зовется рейхом, то есть империей, и не хочет обогащаться и расширяться, то как же она станет настоящим богатым рейхом?[10] А как же Абакины медведи? Чьи они тогда? Они принадлежат сами себе, пока дышат. И принадлежит ли староверу, похороненному на горе, его могила или земля, в которой он покоится, которая покрыла его, в которой он растворился, которая с ним смешалась и, однако же, никогда ему не принадлежала при жизни? Молчите, Лернер! Отсюда вы не вычитаете никаких полезных мыслей, кроме безумия, которое порой овладевает самыми трезвыми головами, когда они пытаются подвести жизнь под надуманную схему!
11. Почему бы не король Гуго?
Лернер и Мёлльман сидели в кают-компании, склонясь над депешей из Тромсё, в которой излагалось содержание берлинской радиограммы. Для изучения этого решающего документа Лернер впервые, не полагаясь на одного себя, привлек на помощь молчаливого инженера. Он опасался, как бы отчаянная заинтересованность не затмила ему рассудок настолько, что он не заметит ничего, кроме прямых "да" и "нет", тогда как сейчас нужно тщательно вникать в каждый намек, каждое придаточное предложение, которые могли заключать в себе что-то не менее важное. На капитана Рюдигера больше не приходилось рассчитывать. Слышно было, как он не переставая бубнит что-то у себя в каюте. Как будто стучит молотком. Он бранился, словно заколачивал гвозди. Можно было подумать, что в глубине трюма идет какой-то ремонт. Затем звук усилился, дверь распахнулась и на пороге возник капитан Рюдигер, словно обманутый муж, внезапно ворвавшийся в спальню жены.
— Ха! — вскричал Рюдигер так, что Лернер вздрогнул. — Ну, допустим, остров Медвежий лежит действительно вне правового пространства, хотя я по-прежнему настаиваю, что никакого вне правового пространства в Европе быть не может, ибо это утверждение содержит в себе внутреннее противоречие, поскольку часть света Европа конституируется на основе права и никакого иного содержания ничего не значащее понятие "Европа" не может в себе нести! Однако допустим, что мы согласны с безумным и юридически безграмотным посланием, вышедшим из недр рейхсканцелярии, где этот паук Рихтгофен плетет свои сети. Давайте исходить из буквального содержания! Предположим, что остров Медвежий действительно является внеправовым пространством! Но разве такой правовой вакуум согласно всем естественно-историческим законам (а если принять, что Медвежий остров представляет собой внеправовое пространство, то, следовательно, находясь на нем, мы оказываемся в естественной природной среде), разве такой правовой вакуум не должен оказывать сильнейшее влияние на свое окружение, засасывая его в себя? Вследствие такого вакуума здесь должна разразиться целая правовая буря! Так оно и случилось… — Когда он дошел до этого места, на его побагровевшем челе проступила вздувшаяся вена. — Россия заявляет: "Я его заберу себе!" Взятие земли наряду с похищением невест стоит у истоков истории. А в здешних высоких широтах история заморозилась. Тут эта первобытная стадия наступила только сейчас: "Тогда я его заберу!" Так звучит голос империи. А Рихтгофен в ответ стрекочет, как цикада: "Только не применять силу! Не затрагивать ничьих правовых интересов! Не ждать защиты со стороны рейха! Ха!"