— Несколько ниже в тексте вместо слова "объекты" сказано "сооружения" с определением "хозяйственные" вместо "соответствующие", — сказал Лернер. — Что, по-вашему, это могло бы значить?
— Хозяйственные сооружения — это дороги, рельсы, производственные цеха, складские помещения, административные здания, шахты.
Глядя на Мёлльмана, который со скучающим выражением сообщал ему этот перечень, Лернер все больше радовался.
— Вот они — наши гарантии! — воскликнул он. — Такие сооружения Россия готова допустить, а Германия готова их защищать. И вот что самое удивительное в таких документах: в конце получается что-то совсем другое, чем было заявлено в начале!
Разве он требовал когда-либо чего-то иного от Германского государства, да и от всех государств на свете, как только того, чтобы они оставили в покое его хижину, которую он построит на Медвежьем острове? Вся эта юридическая галиматья, из-за которой так волновался Рюдигер, была ему безразлична. Да и Рюдигер мог бы не ломать себе над ней голову, потому что старый офицер ничего в ней не смыслил и только выходил из себя при попытках разобраться в этой путанице. В действительности же все очень просто. Лернер мог добывать на Медвежьем острове столько угля, сколько ему вздумается. Мог грузить этот уголь на корабли и продавать там, где есть на него спрос, и никто не может ему в этом помешать. Вопрос о том, кому в конце концов отойдет Медвежий остров, когда-нибудь тоже решится. А до тех пор он так утвердит на нем свои позиции, что государство, которое захватит этот остров, поднимет там свой флаг и посадит своих таможенников ставить печати в каком-нибудь бараке, в котором откроется официальная контора, вынуждено будет считаться с Лернером.
Лернер пришел в счастливое настроение.
— Вот, прошу, — сказал он Мёлльману и протянул ему радиограмму из рейхсканцелярии тем жестом, которым на исторических картинах маршалы протягивают своим врагам документы о капитуляции, — эта бумага передает Медвежий остров в наши руки.
— Боюсь, не ошибаетесь ли вы, — сказал Мёлльман. — Это до некоторой степени отдает в ваши руки здания и шахты, которые вы тут построите. А про те столбы вам лучше забыть, они совершенно излишни. Этого можно было и не делать. Пока вы ничего не построили, вы, можно считать, как бы и не ступали ногой на этот остров. — Он говорил спокойно, густым басом, который доносился откуда-то из глубин пышных усов. Язык у него уже несколько отяжелел, но то, что Мёлльман говорил, не было пьяной болтовней.
Лернер сел на стул.
— Тогда надо немедленно начинать строительство.
Слова были решительные, но голос дрожал, и они прозвучали вяло.
— Для пробного шурфа мне нужны двенадцать человек, — сказал Мёлльман. — Два опытных штейгера, два обученных забойщика, остальные могут быть подсобными рабочими.
— Так почему же вы не сказали это с самого начала? Я же взял вас в качестве горного инженера!
— Вы взяли меня в качестве фотографа.
В качестве фотографа он выполнял свои обязанности. Не раз он нырял под черное покрывало. Он неоднократно запечатлевал на фотопластинках зернистые серые утесы, длинноклювых морских птиц на фоне свинцовых вод, выполнил также серию снимков с человечками, движущимися под бескрайним небесным куполом по голой земной поверхности и словно бы до упаду пляшущих среди полосатых столбов.
Теперь все предстало перед внутренним взором Лернера с ледяной прозрачностью. Добывать на Медвежьем острове уголь мог любой, кто построит необходимые шахты и здания. Вот как надо было поступить: сперва собрать деньги на строительство шахты и домов, затем приплыть на большом корабле с толпой рабочих, которые будут рыть и строить. Правда, для Лернера и госпожи Ганхауз это, несмотря на все их таланты, было невыполнимым требованием. Иначе, чем так, как они начали это предприятие, они и не могли его начать.
Чего же он достиг? Он высадился на Медвежий остров. Он привлек внимание европейских держав к этому острову сокровищ, а теперь должен несолоно хлебавши возвращаться восвояси. В Германии его встретит багровый от ярости главный редактор Шёпс.
"Гельголанд" тихонько покачивался. Тихонько, как крупный зверь в зоопарке, качал головой инженер и фотограф Мёлльман. Лернера тоже так и подмывало начать раскачиваться или безвольно улечься во что-нибудь качающееся.
Команда находилась на острове. Матросы ушли на охоту с русскими. Оттуда доносился веселый треск ружейных выстрелов. Капитан Рюдигер пребывал в таком невменяемом состоянии, что с ним бесполезно было о чем бы то ни было разговаривать. Если бы Лернер интересовался новейшей лирикой, он с полным правом мог бы в радиограмме, направленной в "Берлинский городской вестник", назвать "Гельголанд" "bateau ivre" [11].