— Можно я понесу вашу сумку?
— О да, пожалуйста!
Девушку насмешило его предложение, как если бы он попросил разрешения встать на голову.
Зал ожидания второго класса, куда Лернер проводил Ильзу Коре, представлял собой отделанное позолоченной лепниной и живописными плафонами помещение, напоминающее своим убранством церковь, однако снизу всю торжественность убивали накрытые столики. В вышине озаренные светом огня титанические фигуры изображали сражение человеческого духа с леностью, суеверием и косностью, в то время как внизу, на столиках, стояли чашки с кофе и блюдечки со сливовым пирогом. Дело было к вечеру.
— Как странно, что мы тут встретились, произнес Лернер, после того как помог Ильзе снять дождевик. Под ним оказалось что-то из шотландки.
На ней, как всегда, были хорошие и добротные вещи, однако без признаков элегантности. Девушка отправилась в дорогу, одетая как гувернантка из богатого дома, и в то же время в ней не было решительно ничего от гувернантки. Было ясно, что к этому платью она не имеет ни малейшего отношения, что не она его выбирала и что в любом из этих нарядов она кажется себе одетой в маскарадный костюм. Она с полным безразличием носила свою шотландку, с тех пор как достала ее из-под рождественской елки, и, поглядев, только покачала головой.
— Ничего странного, — ответила Ильза. — Я вас искала.
— Вы искали меня? И где же?
— Да вон там, в этом гадком отеле. Ну, как там его…
Она извлекла из сумочки конверт, на котором Лернер узнал собственный почерк. Что такое? Ведь господин Коре попросил у него фотографию Князя Тумана для своей дочери, и Лернер тогда пошел и сфотографировался. Но потом он так и не получил благодарственного письма.
— Тут на конверте значится адрес: "Гостиница "Монополь"". Скажите, а почему вы прислали мне свою фотографию?
— Я прислал вам свою фотографию… — Это был не вопрос, а попытка осмыслить только что услышанную неожиданную новость.
Теодор Лернер перевернул конверт. "Ее высокоблагородию госпоже Ильзе Коре" — было ясно и четко написано на оборотной стороне.
Как он совершил такую промашку? Разве все дело не было затеяно для того, чтобы послать свой портрет незнакомой барышне? Разве не было для него важно завязать знакомство с этими людьми? Разве не думал он об отсутствующей дочери, в то время как ее очаровательная матушка заполняла своим присутствием все купе? Он был даже очень польщен, что у него попросили портрет как у знаменитости!
— Правда же, это вышло по ошибке? — спросила Ильза с прямо-таки царственной прямотой. — Да и с какой стати вам было бы это делать? Очень глупо, что тетя Эльфрида обвиняла меня, будто я спрятала от них фотографию. Поэтому-то я так старалась найти конверт. Вы отправили фотографию на мое имя, конверт это доказывает. Тетю Эльфриду доказательства не интересуют, но для меня это важно.
Лернер что-то залепетал. Он готов сделать все, чтобы искупить свою вину перед Ильзой. Он хотел, чтобы его слова звучали как можно правдоподобнее. Это было для него сейчас самое главное. Он сидел прочно, широко расставив ноги и всем корпусом повернувшись к Ильзе, как будто стараясь не дать ей встать и уйти.
— Дело было так: я адресовал письмо на ваше имя, тут не может быть никакого сомнения. Я сделал именно то, что хотел. Я взрослый самостоятельный человек, не умалишенный. Я… я признаю, что сперва собирался послать портрет вашей кузине, с которой я не знаком. Кажется, такое желание было высказано господином Корсом. Но… но когда я получил снимок…
И что же, собственно, тогда произошло? Что-то мгновенное и точное, как попадание в яблочко, на секунду прорвалось тогда в причинно-следственный ряд жизненных событий. Он сидел за гостиничным столом и надписывал конверт, как вдруг из тьмы перед ним неожиданно возникло видение Ильзы, как она с детской жадностью затягивается сигареткой, и вдруг невзначай оборачивается к нему и заглядывает прямо в глаза из-под упавшей на лоб прелестной прядки волос, а затем из призрачной неведомой страны, где обитало это видение, протянулась ее рука и, направляя его пальцы, окунула перо в крошечную чернильницу, из которой оно вынырнуло все черное и блестящее, а уж то, что это перо потом написало, у Лернера сразу же выпало из памяти. Он поспешно отдал письмо администратору, потому что в это время показалась госпожа Ганхауз, которой не касались его отношения с торговым банком Корса.
— Я… так и написал, — произнес Лернер умоляющим тоном.
— Ладно, — сказана Ильза. — А теперь не могли бы вы дать мне сигаретку? Так вот, вы, наверное, уже поняли, что в доме Корсов — дядюшка Вальтер был двоюродный брат моего отца — меня больше не захотели держать. К этому давно все шло. Дядюшка Вальтер тут ни при чем. Он всегда ласково похлопывал меня по руке, говорил что-нибудь хорошее, но тут же начинал путаться в словах, а потом и запинался, но у него, знаете, все по-доброму. С ним у меня не создавалось такого впечатления, что я ему неприятна.