- А ты боярин моего отца часто видел?
- Случалось, видал. Яз с царем Иоанном Васильевичем исчо при Казанском походе был.
- Да ну? Расскажи по Казанскую битву, Иван Михайлович. - Попросил я его. Раньше очевидца взятия столицы Казанского царства мне встречать не доводилось.
- Яз тогда в рындах служил. Царя хранил, тако сам не сподобился в рубке побывать. Все видал, токмо подзабыл много, уж сорок лет прошло. Казань то русское войско брало многократно. Егда казанский царь совесть имал, бывали у нас и мирные времена. Обаче царство казанское изначально - воровское. Ходили набегами на Русь бесермены, да имали честных христиан, бо опосля торговали их в Кефе, что в Крыму. Оттого завсегда меж крымским и казанским царями любовь, да дружба бысть. Да в царствие батюшки твово неудачны походы были поначалу.
- А почему?
- Так далека Казань была. Покуда до неё дойдешь да наряд огненный дотащишь, да припасы везти под охраной воинской. А тут ненастье, иль оттепель. Война она сама живет и порядка не знает. Вот как приказал государь Иоанн Васильевич построить крепость Свияжск на Волге реке, тако быстро дело сладилось. А знал ты княже, або деревянные стены ея были соделаны в лесах под Угличем, ано опосля разобраны, и сплавлены к Казани-городу?
- В правду сказываешь? - удивился я. - Не ведал об сем.
- Сей острог не токмо первое дело сделал: припасы скопил да сберег, да огненный наряд, бо самим видом своим сломал дух воинский у казанских людей. Ближе стала Казань в головах русского воинства, тако же ближе стала Москва в помыслах волжан. И стали оне тогда под руку царя Иоанна Васильевича идти.
- Так штурм Казани все же был.
- Оно конечно упрямцам, коии не вняли указам царским, главы то усекли. Да и после воевали дураки на казанских украйнах, токмо сила воинская нашего православного государя всё одно верх взяла.
- А Астраханское царство, как взяли? Оно же дальше Казани намного.
- Астраханский хан силу русского царя увидав, под его руку пришел, да тамошние первые люди супротив него взбунтовались крепко. Иоанн Васильевич туды стрельцов под рукой воеводы Черемисинова Ивана то и заслал. Оне пришли, бо Астрахань то впусте бысть. Тогда Черемисин сел в крепком месте, отстроил острог и людишек тамошних под руку царя нашего и взял.
Посидели ещё немного и дорога по холоду и снегу сказалась. Начал зевать клевать носом и воевода отправил меня спать. Уговорились назавтра встретиться в храме.
На следующий день отправились к владимирскому Успенскому собору. Белокаменный пятиглавый храм стоял здесь уже более четырех сотен лет. Своды и стены изнутри были весьма красочно и искусно расписаны. Тьму храма рассеивал свет узких окон, десятков лампад и свечей. С огромного иконостаса страшно смотрели Христос, апостолы и святые.
После молебна я стал на колени и инокиня Марфа, благословила на брак с дочерью великого боярина Годунова Ксенией. На публике местная затворница была весьма благообразна.
Продолжать, после церемонии, общение с меркантильной родственницей никакого желания не было и, попрощавшись с воеводой Бутурлиным, мы споро отправились в удельную столицу.
До мая оставалось чуть больше месяца, и надо было готовить подарки царю и будущей родне.
Как добрались до Углича, в Устюжну Железнопольскую был отправлен сеунч к мастеру Савельеву с приказом доставить к маю на Орбатское подворье паровую машину.
Розмысл Ефимов построил ткацкий стан по типу угличских и лентоткацкий стан для шелкоткацкой мануфактуры царя Федора. Для Московского двора было отложено большое количество оконного стекла.
Стенька Михайлов разработал технологию серебрения. С начала у него были проблемы, стоило стекловарам коснуться поверхности и вывести пятна от пальцев не удавалось, и на зеркалах оставались места, на которые серебро не ложилось. Такие листы резались на зеркала меньших размеров. В конце концов, Стенька перенес свои операции со стеклом в пристройку, которую возвели у каменной стекловарни в угличском кремле. Удельный химик с великим бережением снимал стекло с серебряной подложки сам и с этой уловкой зеркала больших размеров перестали быть проблемой. Десяток ростовых зеркал был упакован в здоровенный ящик, ждущий своего часа в подклети.
Для царя Федора и Бориса Федоровича местные столяры и серебряных дел мастера со всем тщанием сделали ложа подарочных пищалей обильно инкрустированные серебром. Царю такая игрушка скорее всего не к чему, а Годунов может и стрельнет когда.
Афанасий отобрал десяток лучших потешных под началом Юшки Отрепьева, весьма их хвалил и пространно вещал мол - не посрамят. Для всех новиков пошили новые кафтаны и шапки по типу стрелецких, мол удельные, но мнят себя царевыми воинами.
Вскрылась ото льда река. Несколько дней синий лед плыл островками и мутной шугой. Ясное голубое небо казалось бездонным. Весеннее пробуждение и скорая свадьба будоражили кровь.
В последнюю декаду апреля начали собирать караван в столицу. Более трех десятков телег состояло в обозе. Бакшеев вызвал удельных дворян для усиленной охраны. Вообще я заметил большее, по сравнению с прошлыми летами, количество воинских людей на подворье.
Афанасий пояснил, мол, случись какая замятня в столице, князь Угличский все ж царский сын и кровь Рюрикова, церковники могут в борзе снять клеймо незаконного шестого брака царя Иоанна Васильевича, а старые боярские роды, алча шапку Мономахову, не погнушаются татей подослать.
В последний момент вспомнил про картошку. Фролке были даны указания, как следует сажать, сей заморский корнеплод. По срокам посадки приказал ориентироваться самому, тот обмыслив задачу, молвил: - Верно, как редьку сажают, так и картошку можно. Также Фролке был дан приказ пахать землю под жито княжескими железными плугами и сеять ранее приготовленным отборным зерном.
Тележный поезд растянулся на сто саженей. Не смотря на трижды проверенные работниками телеги, периодически возникали поломки и обоз вставал. Свежая листва по нынешнему календарю распускалась в пятнадцатых числах мая, так что я рассудил, что приехать в столицу к пятому будет не зазорно. Об том и послал сеунча к Годунову.
Глава 5.
Прибыли на московское подворье к вечеру четвертого мая. Дворян поместили кого можно, кому места не досталось, определили на постоялый двор. Извозные крестьяне, разгрузив дары, устроились спать прямо на телегах, а с утра споро отправились в обратный путь, посевная пора на носу.
К обеду подъехал Годунов.
Я вышел встречать его на крыльцо, поклонившись, поприветствовал:
- Зрав будь на многие лета прагвитель царства Московского, государев слуга Борис Федорович.
- Здрав буди Дмитрий Иоаннович, князь Угличский. - Ответил с легким поклоном Борис Федорович. Поднялся на крыльцо, обнял и расцеловал троекратно по обычаю.
Пригласил гостя в светлицу.
Сели за стол в светлой горнице угостились ядреным квасом.
- Або княже зрю подрос ты, ужо молодец! Прибыл к Москве в самую пору. К инокине Марфе ездил како яз тебе говорил?
- Да, Борис Федорович благословила матушка на женитьбу.
- Молодца. Молодца. Что у вас в уделе творится?
- Да что у нас может содеятся то? Бо корова у крестьянина сдохнет? - Мы посмеялись над правдой той сермяжной.
- А обскажи лучше ты Борис Федорович, что ныне на Москве деется?
- У нас все слава Богу! На Москве есчо не ведают, бо на днях утвердят докончание свеи в селе Тявзинском.
- Радость то, какая в царстве нашем. То благодаря тебе все Борис Федорович. А на каких рубежах сговорились?
- Отдали свейским немцам Эстляндскую землю с Ругодивом, оне признали за нами Корелу, Ивангород, старые Новгородские вотчины да Двинскую землю, но вольного плавания, собаки, не дали, ано мы изволяем их торговым гостям по нашим землям торговать безнадзорно.