Нет необходимости специально обосновывать тезис, что прогрессирующие феодальные отношения рано или поздно подорвали бы основы существования «родового сюзеренитета» изнутри, отбросив сдерживающую их форму (в Западной Европе, собственно, так и произошло). Поскольку на Руси наблюдается обратная картина, это значит, что оставались экономические основы для сохранения существующего порядка. Такой основой, по нашему мнению, выступила система государственного феодализма. Именно она питала «родовую доктрину», позволяя реально наделить каждого представителя княжеского рода, даже в те времена, когда их количество достигало весьма внушительной цифры. При этом централизованно-рентная форма эксплуатации волостей не создавала реальной угрозы чрезмерного дробления земельных наделов. Это дробление, безусловно, происходило, но оно не достигало той критической величины, за которой «воспроизводство феодалом себя» становилось бы невозможным.
Вывод, к которому мы с необходимостью приходим, — на Руси не существовало условий, подобных западноевропейским, делающих необходимым возникновение процедуры наследования, отличной от «сеньората». Существо феодальных отношений XII–XIII вв., несомненно, развивавшихся, не способствовало развитию новых форм междукняжеских отношений. Справедливости ради следует сказать, что эта тенденция не была единственной. На протяжении всего существования Киевского государства заметно стремление к единодержавию и наследованию власти старшим сыном, но доминирующей оставалась все же первая тенденция. Поскольку для феодализма характерно соединение землевладения с властью, это не могло не коснуться и высшей государственной власти, престолонаследия, доступ к которому во весь домонгольский период, как и несколько позднее, не был ограничен представителями какого-либо одного семейства или княжеской линии. Отсутствие майората в наследовании земельных владений спровоцировало отсутствие наследования княжеских столов по прямой, нисходящей линии.
С учетом сказанного, представляется возможным по-новому взглянуть на сущность феодальной раздробленности, ее причины и датировку этого процесса.
В историографии часто смешиваются дробление феодального иммунитета и дробление политического суверенитета. Возможно, такое положение унаследовано от дореволюционной историографии, для которой феодализм на русских землях не существовал вообще. Таким образом, и в современной историографии, несмотря на утверждения о примате экономических отношений, время наступления феодальной раздробленности определяется по датам политической истории, по существу (что уже отмечено в литературе), случайным.{780} И если в настоящий момент таковой датой считается 1132 г., то никакими разумными доводами невозможно обосновать, чем этот год отличался от предшествовавшего и что в этом году случилось поворотного в истории государства, кроме смерти великого князя Мстислава?
Причины наступления раздробленности лежат гораздо глубже княжеских усобиц и личной силы или слабости конкретных киевских князей. Представляется, что исследование этой проблемы возможно только в рамках концепции государственного феодализма.
На протяжении всего XI в. Киев сохранил свою безусловную власть над всеми русскими землями, редкие случаи отложения земель от великокняжеского стола, в общем, быстро подавлялись. Ту же картину наблюдаем и в первой трети следующего века. И Святополк, и Мономах, и его сын Мстислав обладали непререкаемым авторитетом, наделяли остальных князей, подавляли их своеволие, лишая их и столов, и свободы. Эта политическая власть Киева над восточнославянскими землями базировалась на исключительном праве его князя распределять между остальными князьями земельные владения на всей территории государства.
Однако уже в 30-е годы XII в. киевский князь начинает постепенно утрачивать такое преимущественное право. Князья отдельных земель начинают претендовать на собственное наделение вассалов в пределах подвластных им земель. Происходит дробление иммунитетных прав, распределение их между большим количеством князей, суживается сфера «землевладельческих» прав великого князя, верховная собственность Киева на землю начинает ограничиваться территорией Южной и Центральной Руси.
В 1140 г. Андрей Владимирович уже оспаривал право великого князя Всеволода Ольговича на распоряжение Переяславской землей: «Оже ти, брате, не досыти волости, всю землю Рускую дьржачи, а хочеш сея волости, а убивъ мене, а тобѣ волость, а живъ не иду изъ своей волости».{781} Но все же в 30–60-х годах Киев сохранял контроль над землевладением Переяславского, Черниговского, Волынского, Смоленского столов. При наличии военной силы Киев мог садить князей и в землях, уже достаточно далеко от него отошедших, например, Галицкой, Новгородской.