– Мы же совсем забыли про бедную Дуню! – воскликнула я, когда мы были уже у самой двери.
Элизабет улыбнулась и ободряюще похлопала меня по плечу.
– Не волнуйся, дорогая. Пока я здесь, я не позволю Дуне голодать. Но сейчас, милая Жужанна, даже ей не нужно знать о наших тайных встречах.
Я вздохнула, вынужденная согласиться с нею, хотя в душе мне было стыдно, что я оставила свою преданную горничную голодной.
Элизабет сразу же поняла мое состояние. Она очень нежно, но твердо взяла меня за подбородок и заглянула в глаза.
– Ложись и отдохни, – ласково, но твердо велела она. – К вечеру ты проснешься, и Влад ничего не заподозрит. Сомневаюсь, чтобы он позволил нам встречаться. Но обещаю, я сделаю все возможное и постараюсь его убедить, что вы с Дуней не должны без конца испытывать муки голода. Если он согласится, ты целиком отдашь ей ужин.
Уходя, она нежнейшим образом меня поцеловала.
– Если хочешь, дорогая, мы вместе встретим восход солнца. Ты согласна?
Ее предложение наполнило меня такой радостью, что я громко воскликнула:
– Элизабет! Я готова тебя любить вечно!
В ответ она только улыбнулась.
9 мая 1893 года
Я опять проснулась от чарующего голоса Элизабет и увидела над собой ее прекрасное лицо.
Событий вчерашнего вечера я почти не помню. В памяти всплывает лишь то, как обрадовалась, когда Элизабет успокоила меня насчет Дуни. Моя верная горничная неплохо выглядела и была полна сил. Это утешило меня, ибо я корила себя, что не разбудила ее и не взяла с собой.
Воспоминания же о вчерашнем дне до сих пор вгоняют меня в краску.
К тому же вечером мне не удалось увидеться с Элизабет. Подозреваю, что Влад не доверяет ей и старается держать при себе, а Элизабет, не желая провоцировать его гнев, вынуждена подчиняться. Может, даже лучше, что я ее не видела, поскольку Влад наверняка заметил бы, с какой радостью и восхищением я на нее гляжу.
Элизабет с материнской нежностью провела рукой по моему лбу и щеке.
– Дорогая, мне тяжело смотреть на то, как ты спишь в этом убогом ящике. Надо полагать, Влад убедил тебя, что по-иному ты спать не можешь. Я тебе уже говорила: его ограничения тебя не касаются. Не хочешь ли перебраться в мою кровать?
– Я сделаю все, только бы доставить тебе радость, – промурлыкала я, целуя ее руку.
– Поверь, мне будет очень радостно видеть тебя рядом.
По правде говоря, мое внимание было сосредоточено не только на Элизабет. За окном первые розовые лучи солнца стремились пробить завесу жемчужно-серых облаков. Мне отчаянно захотелось выбраться из замка и вдохнуть свежий утренний воздух.
– Пойдем гулять! – предложила я Элизабет. – Не хочу смотреть на рассвет через пыльное стекло.
– А ты заметила, что моросит дождь? В любую минуту он может превратиться в ливень.
Элизабет провела по своим тщательно уложенным золотистым локонам, будто одно лишь упоминание о дожде могло испортить ее прическу.
– Ну и пусть! – с детским упрямством возразила я. – Ты можешь не выходить, а я соскучилась по свежему воздуху.
При первых же моих словах Элизабет весело рассмеялась и продолжала улыбаться, пока я не окончила фразу.
– Я обязательно пойду с тобой, дорогая. Просто я не думала, что ты уже настолько окрепла. Но раз ты хочешь гулять, то быть посему, как говорили в старину.
Взяв ее за руку, я выбралась из своего порядком опостылевшего убогого гроба. Мы повторили вчерашний путь к выходу из замка. Наши платья мягко шелестели при каждом шаге. Бросая на меня восхищенные взгляды, Элизабет заметила:
– Как замечательно сидит на тебе это платье, дорогая. Оставь его себе, – предложила она. – Я хочу, чтобы ты выбрала себе еще несколько – любые, какие тебе понравятся. Если понадобится, Дорка легко подгонит их под твою фигурку.
– До чего же ты добра, Элизабет!
Я буквально пылала от любви к ней, словно мое сердце стало громадной печью, в которой наконец-то вспыхнул огонь.
– До чего ты прекрасна, моя Жужанна...
Мы подошли к тяжелой резной двери. Распахнув ее, я вдохнула влажный прохладный воздух. Как же давно я не видела дождя, тихо моросящего с самого утра! Небеса и все пространство под ними было окрашено в оттенки серого. Конечно, куда больше радости мне бы доставили искрящиеся капельки дождя, вспыхивающие бриллиантовыми россыпями в ярких лучах солнца. Но меня абсолютно не разочаровала и такая погода. Мне хотелось выйти за дверь и подставить легкой мороси лицо и руки.
Что такое? Как ни старалась я переступить через порог, мне это не удавалось. Я натыкалась на невидимую преграду. В отчаянии я повернулась к Элизабет, уповая на ее помощь.
То, что я увидела в следующее мгновение, искренне изумило меня.
Преграда не пропускала и Элизабет! Смачно выругавшись по-венгерски, она сердито топнула своей изящной ножкой. Белки ее глаз сделались ярко-красными, а кожа побледнела. Лицо богини сморщилось от злости.
Я непоколебимо верила в могущество Элизабет, до такой степени, что вели она мне пойти по воде, я бы пошла. И сейчас я ждала, что она прорвется наружу и выведет за собой и меня.
Этого не случилось. Элизабет стояла чуть правее меня, сердито глядя на невидимый барьер. А я-то считала, что ей подвластно все!
Дверь располагалась так, что в ее проеме мне было не увидеть ни восходящего солнца, поднимающегося из розовых облаков, ни чистого снега на вершинах далеких гор. Оставалось смотреть на все эти красоты из окна. Но мне надоело смотреть на мир из окон. Я протянула руку (она почему-то смогла преодолеть невидимую преграду) и подставила ладонь дождю. Капли крохотными бусинками оседали на черном бархате и растекались по синему атласу, делая его темнее. Утром и днем мерно стучащий дождь действует на меня умиротворяюще, а глухой ночью его скорбная дробь всегда нагоняет невыразимую тоску.
Я опустила руку и повернулась к Элизабет.
– Нас заперли, – вздохнула я.
Элизабет едва сдерживала свой гнев, хотя ее глаза были уже не такими красными.
– Никто нас не запирал!
– Тогда почему нам не выйти из замка?
Элизабет нахмурилась, будто я задала в высшей степени неприличный вопрос, и нехотя ответила:
– Потому что Влад устроил свой гадкий трюк. Никак не думала, что он опустится так низко. Не волнуйся, Жужанна, вскоре я все улажу. Я могла бы и сейчас прорвать созданную им преграду, но тогда он сразу о многом догадается, а нам это ни к чему. Идем, моя дорогая. Я уже придумала, как нам поразвлечься.
Она повела меня в комнату англичанина, из-за двери которой снова слышался громкий храп. Прежде чем открыть дверь, Элизабет повернулась ко мне – истинная богиня, чье великолепие довершал золотистый блеск ее наряда. Протянув руку, она чуть коснулась моего воротника и, следуя его очертаниям, опустила пальцы ниже, дотронувшись до моей шеи, а затем и груди. Ее прикосновение мгновенно воспламенило меня.
– Сегодня наш гость слабоват, – произнесла она, кокетливо наклонив голову и сверкнув на меня глазами, полными желания. – Но, думаю, ты все-таки сможешь ненадолго приложиться к нему.
Я не так хотела англичанина, как ее, мою Элизабет, и уже намеревалась сказать ей: "Нет, давай лучше пойдем к тебе и проведем день в твоей постели". Но я опоздала: Элизабет толкнула дверь и вошла.
Мне не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Нет, сегодня меня не мучил голод, хотя не могу сказать, что вчера насытилась полностью. Я двигалась неторопливо, попутно раздумывая, кем является этот вчерашний девственник и как он очутился в нашем захолустье. Пока я шла, мне раскрылся еще один обман Влада. Думаю, вместо охоты он несколько раз ездил в Бистриц отправлять письма. Иначе как бы здесь появились и Элизабет, и этот англичанин?
Мой путь к кровати со спящей жертвой пролегал мимо бюро, на котором аккуратными стопками были разложены какие-то бумаги и письма. Самый верхний лист, привлекший мое внимание, оказался юридическим документом. Он был составлен неким Питером Хокинсом, эсквайром, и подписан "графом" В. Дракулой.