Эта непродолжительная поездка, носившая главным образом демонстративно-устрашающий характер, оказалась достаточно полезной. Беседы с калгой и ханом, с генералами и офицерами Крымского корпуса, с резидентом Веселицким, подробно обрисовавшие скрытое от глаз, но ощутимое по мелким внешним деталям, а еще больше по донесениям конфидентов соперничество внутри татарского общества, убеждали, что за Крым предстоит еще долгая и трудная борьба. Генерал припомнил образное, но очень точное сравнение, брошенное в разговоре Веселицким.
— Турция подобна солнцу, — сказал статский советник, — а Крым — тень от него. Покамест светит солнце — тень не исчезнет. Оставляя по проектируемому договору султану духовную власть, мы оставляем частицу света, которая будет и впредь порождать тень…
«Прав советник, ох, прав, — думал, вздыхая, Долгоруков. — Войско неприятеля можно разбить, флот — потопить. Но как сломать веру?..»
Двадцать третьего июля он вернулся в свой лагерь у Днепра.
А через несколько дней Веселицкий прислал письмо, что Шагин-Гирей сложил с себя должность калги-султана и собирается выехать из Крыма к командующему.
5
Шагин-Гирей покинул Крым в самом конце лета. Покинул тайно, ночью. В свете полной луны, холодно и надменно глядевшей с неба, трижды сменив лошадей, он стремительно пронесся к Ор-Капу, оставляя позади и дорогую и ненавистную землю. И спешил он не из-за боязни покушения — он хотел избежать презрительных взглядов татар, не принявших ни его европейский облик, ни его стремление сблизиться с Россией.
В полевом лагере Долгорукова Шагин вел себя скромно, просительно, и все сокрушался, заискивающе поглядывая на командующего:
— Аллах удалил меня из отечества за грехи, пустив странствовать по чужим углам и дворам… Теперь, видимо, моя дорога лежит в Петербург.
Василий Михайлович пожалел его, сказал снисходительно:
— Учиненное ранее обнадеживание о выборе места пребывания остается в силе.
И отправил Шагина в главную квартиру армии — Полтаву, назначив на содержание 500 рублей ежедневно.
А потом доложил обо всем в Петербург…
Ответ пришел нескоро, в середине октября, когда Долгоруков вернулся из полевого лагеря в Полтаву.
«Пока дела крымские не переменятся, — писала Екатерина, — он под нашим ближайшим попечением находиться будет. Но между тем, рассуждая с другой стороны, по образу его жизни, а более еще и по самым удобностям к сношению с Крымом и с ногайскими татарами, и чтоб, следовательно, представляющиеся впредь случаи к перемене настоящей его судьбины могли быть безотлагательно употреблены в его пользу, за пристойное поэтому находим остаться ему до времени на границе».
Долгоруков вызвал Шагин-Гирея к себе в кабинет и разъяснил ошибочность его желания перебраться на жительство в Петербург:
— Удалясь от Крыма, вы неминуемо окажетесь отторгнувшимся от своего отечества и всех татар. А сие приведет не токмо к подкреплению ваших недоброжелателей, но и к погашению памяти о вас в тамошних народах. В вашей же пользе состоит не отставать совершенно от татар! Не отказываться от участвования в их делах! И быть в готовности при первом же случае явиться в Крым, дабы вступить в правление ханством.
В карих глазах Шагина мелькнула искорка самодовольства: Россия нуждается в нем, а значит, не оставит попыток утвердить его на крымском престоле.
Тем временем его отъезд из Крыма послужил сигналом к новым волнениям: участились стычки между татарами и русскими солдатами, опять поплыли слухи о скором турецком десанте с таманского побережья.
А на Кубанской стороне заволновались ногайские орды: в Суджук-Кале высадился прибывший из Константинополя хан Девлет-Гирей.
Разуверившись в способности Сагиб-Гирея выступить против России, турецкий султан Мустафа осуществил свою давнюю угрозу: назначил крымским ханом Девлет-Гирея, Шабас-Гирея — калгой, Мубарек-Гирея — нурраддин-султаном, а потом послал всю троицу на Кубань побудить орды вернуться к прежнему, покорному Турции, состоянию. Одновременно султан приказал готовить большой флот, который должен был перевезти на таманское побережье трехбунчужного Хаджи Али-пашу с десятитысячным войском.
Орды волновались не без причины — нужно было решить невероятно простой и сложный вопрос: на кого поставить, чтобы не проиграть?.. На Россию? На Сагиб-Гирея?.. На Девлет-Гирея?
Измотанной пятилетней войной России было уготовано еще одно тяжелое испытание. Озабоченный борьбой с сильным внешним неприятелем, бросая в бой все новые силы и средства, Петербург не только истощал мощь империи, но и засевал ниву народного недовольства, замучив подданных рекрутскими наборами, многочисленными податями и повинностями. И в сентябре зерна гнева проросли на Яике — взбунтовались тамошние казаки.