Долгоруков уничтожение Сечи встретил с одобрением. В свое время он имел немало хлопот со своенравными запорожцами, хотя и среди них было немало, по его мнению, людей порядочных, правда, подпорченных чрезмерными казачьими вольностями.
6
Весело перемигиваясь золочеными куполами церквей, летняя, душная Москва с каждым днем становилась все более шумной и многолюдной. Глотая сухую дорожную пыль, ночуя в пропахших щами и табаком постоялых дворах, из дальних и ближних городов в первопрестольную съезжалось российское губернское дворянство, имевшее охоту поглядеть, а коль доведется, то и поучаствовать в долгожданных торжествах по случаю заключения Кайнарджийского мира.
В отсчитывавшем последнюю треть XVIII веке не было ни одного десятилетия, в котором бы Россия не имела ратных дел с иностранными державами. Сначала Петр Великий, пробивая империи окно в Европу, вел двадцатилетнюю Северную войну со Швецией, затем фельдмаршал Миних и генерал Ласси несколько раз вторгались в Крым, предавая татарские земли огню и мечу, в 40-е годы приключилась еще одна, правда, непродолжительная война со Швецией, а в 60-е — семилетняя с Пруссией. С большим или меньшим успехом воевали почти все венценосные государи и государыни.
Для Екатерины война с Турцией была первой, и поэтому блистательную победу в ней она намеревалась отметить таким грандиозным народным празднеством, какого Москва еще никогда не видела. По мнению императрицы, пышные торжества не только должны были соответствовать исторической значимости одержанной над турками виктории, но и продемонстрировать всем народам России, хранившим в своих сердцах отзвуки пугачевского восстания, щедрость ее души, милосердие и материнскую заботу о благе империи и подданных.
Открыть празднества планировалось торжественным въездом в Москву главного героя войны — генерал-фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцева, В честь него у последнего перед столицей селения Котлы специально построили массивные деревянные триумфальные ворота. За ними — на протяжении нескольких верст — по обеим сторонам дороги были воздвигнуты небольшие пирамиды с установленными в верхней их части красочными картинами, изображавшими многочисленные победы полководца. Холсты, на которых художники написали батальные сцены, были сделаны до прозрачности тонкими, чтобы в случае прибытия Румянцева ночью их можно было подсветить сзади огнем.
Но огня не понадобилось — фельдмаршал приехал днем. И не так, как задумывалось.
Посчитав излишним триумфальный въезд, Петр Александрович в простой карете, под разочарованный вздох собравшейся толпы, не раздумывая, объехал ворота по правой обочине и, не останавливаясь, запылил по дороге дальше.
Когда вечером Екатерине шепнули об этом, она властно повела бровью:
— Славный предводитель сам решает, как ему ехать…
Десятого июля, на рассвете, едва короткую ночь позолотили лучи восходящего солнца, вся Москва — в каретах и колясках, верхом и пешком — потянулась к Ивановской площади. Расталкивая друг друга локтями, беззлобно переругиваясь, обыватели старались занять лучшие места, чтобы увидеть государыню, которая должна была проследовать в Успенский собор.
Для этого церемониального шествия — от главного крыльца Грановитой палаты до самых дверей собора — мастеровые проложили длинный помост, устланный ярким красным сукном и огражденный невысоким парапетом. По бокам тянулись крепкие деревянные подмостки, густо заполненные зрителями. Здесь же, на площади, равняли шеренги вызванные на торжества полки, отличившиеся в былых сражениях с турками: Санкт-Петербургский пехотный, 1-й и 3-й гренадерские, Сумской гусарский, кирасирский Святого Георгия и другие.
Екатерина вышла на крыльцо в полном императорском одеянии, в пурпурной мантии и большой, переливающейся сверканием бриллиантов короне, эффектно сидевшей на белоснежном завитом парике.
На колокольне Ивана Великого могуче ударил колокол, содрогнув прозрачный воздух густым тягучим гулом, И словно по сигналу, по всей Москве разлился торопливый заливистый трезвон всех столичных церквей.
Чуть прищурившись от яркого солнца, Екатерина благосклонным взглядом оглядела присмиревшую площадь и с чарующей величавостью плавно поплыла по суконному помосту. Рядом с ней, по левую руку, шел Румянцев, позади — мерно печатали шаг, придерживая руками шлейф, шесть рослых кавалергардов, затянутых в красные с золотым шитьем мундиры, с развивающимися на серебряных шлемах страусовыми перьями.