В конце 1731 года она переехала из Москвы в Петербург, и с этого времени небывалую силу и влияние набрали бывшие при дворе немцы — ее фаворит обер-камергер Эрнест-Иоганн Бирон, а также кабинет-министр Генрих-Иоганн Остерман и президент Военной коллегии генерал-аншеф Бурхард-Христофор Миних, получивший через несколько месяцев фельдмаршальский жезл. А вскоре, под их нашептывания, злопамятная императрица начала сводить счеты со своими недругами: и с родовитыми князьями, стремившимися ограничить ее самодержавие при избрании на трон, и с чиновными особами, кто промедлил сразу присягнуть новой императрице, и с теми знатными людьми, кто вообще не признавал за ней права на занятие русского престола.
И более всего бед и невзгод обрушилось на князей Долгоруковых.
Княжич Василий по своему малолетству не понимал, в чем обвиняют его батюшку, но хорошо запомнил отцовские слова, сказанные незадолго до ареста:
— Ты, Василий, злых голосов не слушай. Мало ли что тебе люди обо мне наболтают… Знай только, что Долгоруковы на поклон к немцам не пойдут. Поэтому будь готов ко всему…
Князь Михаил Владимирович как в воду смотрел — грозная императрица распространила свою ненависть к Долгорукову и на его детей. По изданному в начале 1736 года ее именному указу 13-летнему Василию категорически запрещалось обучаться любым известным наукам, даже обыкновенному письму и чтению. И еще было велено записать долгоруковского отпрыска в армию, в которой он должен был служить всю свою жизнь в чине рядового.
Княжеская прислуга с плачем и причитаниями стала собирать мальчика в долгую и опасную дорогу. А сестры его Авдотья и Аграфена, грозя пальцами, наставляли старого лакея, отправлявшегося в путь вместе с княжичем:
— Смотри там в оба! Не зевай!.. Сохрани Васеньку в добром здравии, коль жизнь дорога!..
Ехать предстояло далеко, на юг, к загадочному, овеянному таинственными легендами и страшными слухами Крыму, куда уже маршировали полки армии генерал-фельдмаршала Миниха, двинутые против крымских татар.
Находящееся в вассальной зависимости от Турции Крымское ханство испокон веков было, пожалуй, самым опасным соседом России. Частые набеги татар и ногайских орд, с завидным постоянством разорявших южные земли империи, оставлявших после себя сожженные села и нивы, угонявших в рабскую неволю тысячи подданных ее величества, чрезвычайно беспокоили российский двор. Однако предъявляемые им Оттоманской Порте[2] многочисленные жалобы и протесты турецкий султан оставлял без какого-либо внимания и ответа. И тогда в Петербурге решили силой приструнить зловредных соседей.
Собрав у крепости Царичанка 54-тысячную армию, к которой присоединились еще 13 тысяч запорожских казаков, Бурхард Миних десятого апреля 1736 года выступил в Крым.
Поход по маловодным причерноморским степям был делом непростым, и чтобы ускорить движение дивизий, армия шла сразу пятью колоннами, которыми командовали генералы Шпигель, Измайлов, Леонтьев, Тараканов и принц Гессен-Гомбургский. Ближе к Перекопу, опасаясь наскоков татарской конницы хана Каплан-Гирея, колонны снова соединились вместе, построились в одно гигантское каре и, спрятав внутри него в невероятной тесноте все обозы, продолжили марш.
Здесь, на подступах к Перекопу, армию догнала простенькая, потрепанная многоверстными перегонами карета Долгорукова.
Передав в штаб главнокомандующего сопроводительные бумаги, Василий уже на следующий день — семнадцатого мая — был зачислен капралом в Троицкий драгунский полк, находившийся в ведении генерал-фельдцейхмейстера принца Людвига Гессен-Гомбургского.
Высокомерный и сварливый 30-летний принц, относившийся к князьям Долгоруковым с крайней недоброжелательностью, презрительно оглядел вытянувшегося перед ним нового солдата. Потом вызвал командира одного из эскадронов и, небрежно кивнув в сторону мальчика, дрогнул насмешливо уголком рта:
— Ружье дать от больных, но пальбе не обучать! Не ровен час еще пристрелит кого-нибудь… А слугу, что с ним приехал, отправить назад вместе с каретой.
И добавил, зыркнув колючим глазом на Василия:
— Идти будешь в общем строю!.. Пошёл вон!..
Не ожидавший такого злого приема, Василий побледнел, наклонил голову, чтобы принц не увидел вспыхнувший в его глазах огонек ненависти, и, мысленно казня генерала на дыбе, поплелся вслед за офицером к своему эскадрону.
2
Ведомство турецкого великого визиря называлось «Баб-и-али» («Высокие врата»), по-французски — «La Sublime Porte». Отсюда другие названия Турецкой империи: Высокая Порта, Блистательная Порта (у русских — Порта Оттоманская) или просто Порта.