После одного такого сеанса ко мне подошел Александр Петрович — человек, который и привел меня на базу.
— Ты же ведь мужчина, а значит должен стойко бороться с трудностями, — он присел рядом со мной прямо на пол.
Я угрюмо посмотрел на него.
— Вам бы так. Я готов учиться…
— Неправда. Ты так думаешь, но по-настоящему тебя может заставить учиться только стимул.
— Ага. Вам бы так.
— А я тоже через такое проходил, — Александр Петрович улыбнулся воспоминаниям. — Неужели ты думаешь, что этот тренажер создали специально для тебя? Скажу откровенно, меня током било намного сильнее. Из-за возраста тебе сделали скидку.
— Вас тоже так учили? — удивился я так, что и про все обиды забыл, и про недавнюю боль.
— Да. И вот смотри… — Александр Петрович поднялся, взял с полки первую попавшуюся тетрадь и протянул мне. — Открой на любой странице.
Я выполнил просьбу. Наставник забрал тетрадь и секунд пять внимательно просматривал текст. Закрыл и вернул мне, после чего отправился к столу, достал чистый лист и принялся быстро писать. Закончил и протянул листок мне.
— Сравни.
Я недоверчиво открыл тетрадь, положил рядом исписанный листок и старательно зашевелил губами, читая текст там и там, проверяя каждую буковку в формулах, правильность указанных размеров в чертеже.
— Вот это да!
— Вот видишь. Такая память очень сильно поможет тебе в дальнейшей учебе.
Дальнейшая учеба меня мало интересовала, но умение Александра Петровича настолько меня восхитило, что я даже попросил не делать мне никаких скидок на возраст. Но тут наставник оказался непреклонным.
— Эти параметры выбирал не я, а врачи. Большее напряжение может оказаться опасным для тебя. Да ты еще и от улицы не отошел — организм ослаблен. Тебя кормить и кормить.
Это да. Кормили на базе очень хорошо и очень сытно. И никогда не отказывали в добавке. Но меня убедили не столько слова наставника, сколько его тон. Он не сюсюкал со мной, как многие взрослые на базе, а разговаривал как с самостоятельным человеком, действительно стараясь убедить, а не заставить. А сюсюканье… оно задевало сильнее всего. После полутора лет жизни на улице я был опытнее многих из здешних так называемых взрослых, которым никогда не приходилось голодать и добывать себе пропитание в жестокой борьбе. Тогда я еще не знал о своем диагнозе и не понимал, почему взрослые порой смотрели на меня с такой жалостью, принимая это на то, что лишился родителей…
И вот за это уважение к себе я относился к Александру Петровичу лучше, чем к остальным. Он стал для меня вторым близким другом после Гвоздя… Гвоздь… Мой спаситель и учитель жизни в этом жестоком мире, который мне еще предстояло познать. И четвертый близкий человек после родителей и сестры, которого я потерял, и воспоминание о котором все еще отзывалось в груди глухой болью. Только много позже я по-настоящему оценил, как много он для меня сделал. Именно благодаря ему я остался человеком, а не превратился в зверька — маугли каменных джунглей. И он же уберег меня от многих соблазнов. И на базе я оказался во многом из-за него — когда он запретил нам, ничего еще не знавшим и не понимавшим соплякам, над которыми по какой-то причине решил взять шефство, пробовать всякие «колеса», траву и другую наркоту. Сам курил и употреблял героин, но нас от этого защитил. Надеюсь, ему сейчас хорошо на небесах…
— Это всё понятно, — Виктор хмыкнул. — Но знаешь, кто-то умеет анекдоты рассказывать, а кто-то нет.
Мальчик чуть склонил голову набок, подумал.
— Это была шутка? Извини, но я не всегда понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно. Шутки твои… специфические.
Виктор откровенно заржал.
— Ну, ты даешь. Ладно, туше. Сразил. А я думал, у тебя чувство юмора отсутствует напрочь. Ни разу не видел, что бы ты как-то отреагировал на мои шутки.
— На твои шутки не реагировал, — поправил Володя.
— Ха! Хочешь сказать… нет-нет, не хочу даже знать, что ты хочешь сказать. Ладно, удачи тебе.
Виктор махнул рукой и умчался куда-то по коридору.
На входе в спортзал мальчик столкнулся с инструктором, который обучал его довольно специфическому предмету. Мальчик насторожился, когда тот дружески похлопал его по плечу.
— Слышал-слышал. Скоро уйдешь? — инструктор задумчиво поглядел на него. — Жаль, что так получилось…
— Я уже смирился с этим, Константин Павлович.
— Не обманывай. Тебе тоже не очень хорошо. — Инструктор задумчиво покачал головой. — Мир несправедлив…
— Он такой, каков есть.
— В твоем возрасте такой взгляд необычен… Ладно, извини, Володя, мне сейчас некогда. Надо написать отчет по расходованию средств за этот месяц. Сегодня вечером обязательно увидимся.
Наставник сделал два шага, но вдруг обернулся.
— Да, кстати, будь так добр, верни мое удостоверение. Без него у нас тут не очень походишь.
Мальчик разочарованно вздохнул, достал из кармана брюк пластиковую карточку и кинул ее учителю. Тот поймал на лету и убрал обратно во внутренний карман пиджака.
— Растешь, — похвалил он. — Честно говоря, я не заметил, как ты его достал, но после разговора решил на всякий случай проверить все карманы. За это держи награду. — Константин Павлович достал потертую записную книжку и протянул её мальчику. Володя удивленно распахнул глаза и лихорадочно зашарил по карманам.
— Я ведь следил за вами, — с некоторой обидой заметил он, забирая книжечку.
— Мы уже говорили на этот счет. Помнишь? Ладно, до вечера. Извини, действительно спешу.
Володя сердито посопел, но понимал, что обижаться глупо и потому отправился дальше, на ходу анализируя произошедшую встречу, пытаясь сообразить, в какой миг наставник вытащил у него блокнот и как это проделал.
Спортзалом на Базе называли не один большой зал, как в школе, а целый комплекс помещений, предназначенных для разных занятий. Спортзалом тут была и беговая дорожка, и зал для фехтования, и даже тир, расположенный на два яруса ниже, куда вел большой лифт. Мальчик миновал тренажеры, кивая знакомым, встречающимся по пути. Лязгало железо, слышалось чье-то хриплое дыхание.
Вообще с этими людьми мальчик мало общался. Это были охранники базы — профессионалы, прошедшие ни одну войну. Как знал Володя, некоторым приходилось не раз выезжать за рубеж в весьма специфические командировки. В некотором роде они тоже были его учителями. Правда, все их преподавание заключалось в том, что они рассказывали ему о своих операциях. Весьма подробно, даже несмотря на то, что на некоторых из них все еще лежал гриф секретности. Даже его куратор Александр Петрович частенько не имел права присутствовать при таких разговорах.
Однако, несмотря на это Володя ни с кем из охраны так и не сблизился. А может быть, именно из-за этого и не сблизился. Они ведь получили приказ ничего не скрывать, а многие операции проводились… в общем, не каждому понравится быть настолько откровенным с каким-то мальчишкой.
Пройдя зал, Володя попал в широкий коридор, миновал несколько дверей и вошел в одну из них, внешне ничем не примечательную. На этот раз зал был совершенно пуст, если не считать развешанного по стенам холодного оружия и простеньких скамеек вдоль стен. Мальчик пересек помещение и вошел в раздевалку, прислушался к шуму воды в душе — похоже, кто-то только что закончил заниматься. Интересно, кто бы это мог быть? Володя быстро переоделся в спортивный костюм и снова нацепил пояс с мечами и закрепил пистолеты. Конечно, без всего этого тренироваться удобнее, но надо привыкать.
Мальчик вышел в центр зала, достал из кожаных петель мечи в ножнах и положил рядом с собой, легко согнувшись в поясе. Прикрыл глаза и начал разминку. После нее сделал сальто вперед, пересек зал колесом, закончив его двойным переворотом в прыжке, и пошел крутить колесо в обратную сторону. Перекатившись рядом с лежащими мечами, он встал уже с ними и тут же развернулся, резко взмахнув руками. Сорвавшиеся ножны со свистом пересекли зал и пронзили фанерный щит-мишень, застряв в нем.