– Ох, Иван свет Васильевич–то обидеться, – присвистнул я, вчитываясь в то, что вышло из под грифеля карандаша. – Ха! Что там обидеться, он придет в настоящее бешенство! Б...ь, в этот самый момент надо быть далеко, очень далеко, отсюда... Ладно, хватит этой писанины. Государь сейчас в церковь на службу собирается. Значит, часа полтора у нас будет. Ближе к обеду он за мной пошлет, как и всегда. Поэтому письмецо мы положим вот сюда, на самое видное место. Звать меня всегда тот дьяк-хитрован приходил, а он явно грамотный. Думаю, разберется, кому эту грамоту надо передать..., – на свернутой грамотке я четкими крупными буквами написал – СЛОВО И ДЕЛО, ГОСУДАРЮ. – А сейчас, в путь!
После чего мне не составило особой сложности выйти из дворца, который в момент церковной службы был практически пуст. Лишь прохаживавшиеся по коридорам стрельцы провожали меня взглядами.
Через кухарскую я выбрался на задний двор, где меня уже ждал Иса с двумя котомками с казной и четверкой коней – двух наших и двух заводных. Через ворота мы выбрались на одну из улочек Москвы, где к нам присоединились и остальные мои люди.
– Пора, хан, – нетерпеливо произнес Иса, видя мою неспешность.
– Да, ты прав. Как всегда прав, мой друг, – встряхнулся я и пришпорил застоявшегося жеребца. – Пошлем все к черту и может нам повезет в другом месте, – остальное я уже добавил еле слышным шепотом. – Где я, наконец, найду эту чертову картину.
Пробираясь по извилистым улицам, больше напоминающим русло лесного ручейка, я задумался о дальнейшем пути в Европу.
«На носу большая война, а это что значит? Значит, что добираться до той же самой Голандии напрямую опасно. Ваня же мне уже все уши прожужжал, что наших купцов «забижают», а кое где и не скрываясь, обдирают как липку. Любой московит для местных шишек феодалов, как красная тряпка для быка или сигнал о возможности разжиться бесхозным добром. Словом, посуху добираться себе дороже...». Конечно, маршрут я уже наметил и проговорил его с тем же самым Исой, который в свое время посетил по торговым делам и Францию, и Голландию. Однако, такой я уж был беспокойный перестраховщик, который перед любым путешествием будет десятки раз перебирать уже собранные вещи и приготовленные документы, звонить по забронированным местам. К тому же дорога предстояла долгая и вряд ли было еще чем заняться.
«По Балтийскому морю попробовать махнуть конечно заманчиво. На хорошем купеческом судне тут идти не долго, если бы не … чертовы пираты!». Вот уж никогда не думал, что почти в самом центре Европы были пираты. А тут такого порассказали, что диву даешься. Мол не только гулящие люди, что за кусок хлеба горло кому хочешь перережут, на береговых стоянках опасны, но и любые встреченные суда. Любой капитан сейчас немного пират, если ему встречается лакомая цель в укромном месте. «Это сейчас еще война не началась. А что будет, когда начнется? Не-ет, все я правильно решил! Искать попутное судно в Архангельске. Сейчас, как раз еще зимник. Дорога нормальная. Лучше пусть задницу в дороге отобьем, зато потом нормально путь пройдет».
На очередной улочке наша кавалькада остановилась, пережидая когда разъедутся двое саней. Возницы долго орали друг на друга, всеми небесными карами призывая пропустить один другого. В конце концов, один уступил. Воспользовавшись этой неожиданной заминкой я оглядел свою поклажу. «Вроде ничего не забыл...». Холст с картиной Брегеля надежно свернут и уложен на самое дно небольшой сумки, которую я накрепко привязал к поясу. С обоих сторон седла висело надежно притороченные котомки с нашим «золотым запасом», часть которого мы еще припрятали на себе. Хранить все в одном месте было опасно; в дороге могло случиться все что угодно. Рядом с одной из котомок в кожаной непромокаемой кобуре находился длинный пистоль немалого калибра. С другой стороны был его брат близнец. Точно на такой же арсенал я потратился и для остальных своих людей. К сожалению, с моими любимцами, скорострельными мушкетами, пришлось расстаться. Уж больно они капризные были: патроны постоянно мокли, затворный механизм был слаб и ненадежен. В добавок, сам мушкет был довольно здоровый. «Правильно не взял. Там, на месте, если надо будет, чай снова смастрячу что–нибудь похожее... В дороге же вон луки моих орлов будут по–надежнее. С этими татарскими пулеметами мы отобьемся от кого хочешь». А из лука они стреляли, действительно, мастерски. Четыре-пять стрел в воздухе, правда, не держали, но три уверенно поднимали.
В этот момент мы наконец вырвались из переулка и оказались на прямой улице, которая оканчивалась воротами. Когда же до призывно распахнутых ворот осталось какой-то десяток шагов, позади нас хлопнул пистолетный выстрел. Стрельцы на воротах, еще мгновение назад беспечно пялившиеся на наших иноходцев, тут же похватали кто бердыши, кто фузею и начали смотреть за наши спины.
– Хан, уходить надо, – прошептал Иса, наклонившись ко мне. – Там скачут странные вои в черных рясах, как носят урусутские монахи.
Признаться, у меня тоже что-то ойкнуло в груди, когда я повернулся и увидел скачущих всадников в непонятных балахонах. Кто это такие? Разбойники?! Прямо среди бела дня? Или распоясавшаяся дворня какого–то боярина? А может чернь бунтовать начала?
«Уж не по нашу ли душу эти товарищи?». Мои люди вытащили из ножен сабли и сбились вокруг меня. Оскалившийся Иса, вооруженный здоровенной огнестрельной дурой-мушкетоном, занял свое место по правую руку от меня. «А эти-то, защитнички, тоже что-то нехорошо зашевелились?». Стоявшие поодаль от нас стрельцы вдруг начали опускать фузеи. Один же что-то яростно им втолковывал, то и дело тыча в сторону всадников в балахонах. Правда, сколько я ни вслушивался, разобрать что-то внятное, мне так и не удалось. «Скачут, красавцы. Рясы напялили, метлы, кажется, нацепили... Метлы?!». Разглядев небольшие метлы – веники, притороченные к седлу каждого из всадников, я от удивления едва с лошади не свалился.
– Мать моя, опричники, – узнал я, наконец, тех, кто должен был появиться лишь черед два десятка лет. – Ваня, Б...ь, опричников, решил на нас испытать, – вздрогнув от этих слов, я резко бросил своим людям. – Уходим! Быстро, уходим! Я знаю кто это.
Едва мы вновь двинулись к воротам, как кто–то из скачущих всадников вновь выстрелил из пистолета. Потом уже до нас донесся чей–то вопль.
– А ну, повертай взад! Ворота закрывай! – вновь кто–то пальнул. – Государево слово и дело! Вертай взад!
Больше медлить было нельзя. Стрельцы сорвались с места. Одни бросились к воротам, другие начали разжигать фитили на фузеях.
– К черту припасы! Режь веревки! – заорал я и первым сорвал с седла поводья с заводного жеребца. – К воротам! Иса, я сказал бросай заводных коней! Бросай, Б...ь! – твердолобый татарин никак не мог справиться с заупрямившимся заводным жеребцом, на котором висели мешки с частью нашей казны. – Иса! К воротам!
Черт! Махновцы! Никто из моих людей не тронулся с места! С обнаженными саблями, выкрикивая ободряющие вопли, они кружили вокруг меня.
– К воротам, бараны, – я схватил за поводья коня Исы и потянул в сторону ворот. – Мы еще успеем!
Однако, ощерившийся татарин вырвал из моих рук ремешок и от души им приложил по крупу моего жеребца, который тут же рванул вперед.