Спешившиеся комане, и Ярош вместе с ними, молча ждут.
Полог отдергивается. Старуха опять выскакивает из шатра, держа в руках стрелу. Она смотрит в небо и что-то шепчет, потом разламывает стрелу и быстро бормочет: Иди сюды! Иди сюды! Иди сюды!..
Она бормочет все быстрее, голос становится все выше и визгливее, глаза выпучиваются, изо рта летит слюна, веревки на шее раскачиваются, и уже слышится непрерывное: Дисьды-дисьды-дисьды!..
Доносится отдаленное ржание и стук копыт.
Старуха замолкает.
Ярош, комане - все оборачиваются на звук и замирают.
Стук нарастает и меж двух шатров появляется рыжий жеребенок. Он подбегает к старухе и замирает, пофыркивая и вздымая бока.
- Так-то жеребенок гуляевский! - говорит Слатвин. - Вернулси, смотри!..
Знахарка смотрит в глаза жеребенку и говорит. - То душа гуляевская вернулась. Зовите Фатьму с детями, да готовьте кумыс с аракой... Праздновать будем!.. Омма!
Зорянка
СПУСТЯ ПЯТЬ ЛЕТ
Гуляевская сотня скачет по изумрудной степи, еще мокрой от недавнего ливня. Все воины голые по пояс. Совсем скоро их родные курени. Они скачут кольцом, посредине которого табун в несколько десятков голов, отбитый у огров. На заводных лошадях, внутри круга, то там, то сям, попарно сидят огрянки. Руки пленниц, сидящих сзади, обвязаны вокруг сидящих впереди - тех, что правят.
Ярош, возмужалый, с молодой бородкой, окаймляющей до меди обветренное лицо, ничем не отличается от товарищей-коман. Та же русая коса с цветными лентами и черным конским хвостом, на спине круглый плетеный щит, обтянутый воловьей кожей. Там же - лук; у седла - длинный боевой топор, на поясе - кривая сабля, кинжал и колчан.
Гуляй, скачущий на три корпуса впереди, приотстает, равняется с Ярошем. Между ними оказывается гуляевская добыча - низкорослая огрянская лошадка с огромными тюками на боках.
- От смотри че тута! - перекрикивает конский топот Гуляй. Он вытягивает из полуоткрытого тюка длинное полотно. Оно разворачивается на ветру на два конских корпуса. Посреди его красный изогнутый змей с крыльями.
О-та! - восхищенно кричит Ярош и лезет в тюк, что с его стороны, и вытягивает оттуда тончайшую материю. Она синего цвета и на ней те же изогнутые краснокрылые змеи.
Они вытягивают руки с развевающимися змеями вверх и свистят. Комане, те, что слышат, свистят в ответ. Двое равняются с ними, Гуляй выдергивает охапку полотнищ и передает им. Со свистом те скачут вперед, передавая материю товарищам.
- Ну че, Ярко! - кричит Гуляй, - хорош набег, а?
- Да уж верно, хорош! - кричит Ярош.
- Таперя у тебе три лошади будет и огрянку мож себе взять. Что от старших останется. Али глаз на какую уже положил?
- Не-а! - кричит Ярош.
- Че на-а?
- Не хочу огрянку. Не любы они мне.
- Не любы? А как же весной обжимал огрянку в кибитке?
- Так то я араки обпился. И восхотелось.
- А забрюхатела она не от тебе?
- Так ей совали все, кому не лень!
- Ну, ладно. То дело молодое. А каку ты хошь?
- Старшую твою. Зорянку.
- Так сестра она тебе!
- Сестра-то названная!
- Так ей четырнадцать годов всего!
- И чего! У ней уже все есть!
- Есть у нее все! А ты отколь знаешь?
- Так она в бабий шатер уже ходит!
- Ота как! Не зря, Фатьма говорила, что ты на старшую глядишь.
- Так че, Гуляй!
- Че, невтерпеж совсем?
- Ага!
- Ладно. Седни поздно. Завтра объявлю, что Зорянка невеста твоя. А осенью оженим вас.
- А че долго так?
- А ниче! Мы еще в набег большой пойдем. На козар. А оттуды еще вернуться надо.
- А-а, - приуныл Ярош.
Между тем двое коман обскакали сотню вокруг, и теперь кольцо всадников пестреет развевающимися платами со змеями, диковинными деревьями и невиданными горами.
Из-за холма показываются далекие курени, обнесенные кольцом телег и кибиток. В воздух летят выбрасываемые кружки и чашки.
Пожертвовав посуду, разукрашенная сотня, не сговариваясь, пришпоривает коней и, со свистом и гиканьем, переходит на галоп.
Из двух проходов между кибиток высыпает охранная сотня, рассыпается цепью вдоль становища, ощетинивается взведенными луками, но тут же опускает, признав своих. И сразу же, из-за них, навстречу несущейся лаве двумя расходящимися потоками бегут дети и женщины. Впереди всех семениит знахарка с чадящими плошками в каждой руке.
Команская лава замедляет бег и встает, ожидая, когда знахарка обежит круг, окурив и сотню и добычу, и только после того принимает в себя восторженно вопящих домочадцев.