Поднявшись, он скрепляет золотым амулетом складки материи на груди девушки.
- Ой, Ярко! Я таперь прям как княжна.
- А можа ты и будешь княжна.
- Скаж тож.
- А че?
Он подходит к девушке, обнимает и целует в губы.
- Ярко, - шепчет девушка, - чей то у меня коленки подгибаютси.
- У меня тож. Давай прилягем.
Они опускаются в траву. Ярош опять целует девушку, еще дольше, еще страстнее.
- Ой, Ярко. Че-то у меня голова кружится.
- У меня тож.
Он гладит тело девушки. Задирает чудный щелк.
- Ярко, ты то ж разденься, - шепчет Зорянка.
Пока Ярко снимает с себя пояс и одежду, Зорянка освобождается от невесомой ткани, стелит свою рубаху зеленую и кладётся на нее, сжав колени.
Ярко кладётся на девушку.
- Ой, Ярко, а батя правда сосватал мене?
- Перуном клянусь!
- А мамка узнает?
- Та жонка ты уже моя!
- Ой, боюсь я че-то.
- Да ты не боись. Через то все девки проходют.
- Ой, у мене внизу живота так сладко сделалось.
- Ноги раздвинь, Зорька.
- Ой! Ой! Ой!.. Та ниже ж... Ота так!.. Ота так!..
Зорянка выгибается и охает, то ли от боли, то ли от удовольствия. Ярош вскрикивает, роняя семя, и обмякает.
...Одетые, они сидят на берегу ручья.
Зорянка любуется золотым оленем, висящим у нее на шее.
- А ежли я понесу, Ярко, че будет?
- Родишь.
- А че родичи скажут?
- Пусть че хотят говорят.
- А отец как выгонит из куреней?
- Не выгонит.
- А ежли?
- Знач уедем.
- Куды?
- Знаю куды.
- Воистину знаешь?
- Перуном клянусь!
Ярош замолкает и поднимает указательный палец. - Слышишь?
- Че?
- Тихо как в куренях.
Зорянка прислушивается.
- Да, тихо че-то совсем. А че это так, а?
- А, ну ка, пойдем!..
Мор
...В сумеречных куренях бегают комане с факелами и палками, женщины тянут из шатров казаны. Ярош с Зорянкой стоят посреди становища и растерянно глядят по сторонам.
- Че это, Ярко?
- Не ведаю я. Беги к своим. Потома встренемся.
Ярош торопливо идет вглубь растревоженного становища.
Слатвин у своего шатра бьет бичом скулящую огрянку, - А, что б ты сдохла! Да, что б ты сдохла!..
- Слатвин, ты че мордуешься?! - кричит Ярош.
Команин опускает бич. Он тяжело дышит, глаза налиты кровью. Огрянка валяется в ногах.
- А ты че не ведаешь!?
- Чего я не ведаю?
- Мор у нас! - кричит он, приседая от гнева, - Язва!
- Язва!? Отколе язва?
- От огрянок, что мы взяли на сабли. Одна уже бьетси. Помирает... Бздец нам! - он, вдруг садится на землю и начинает рыдать пьяными слезами. - Б-бздец нам! И табе - бздец. И мене - бздец. Всем таперя - бздец!..
- Ты че каркаешь! - кричит Ярош. - Молчи, рыло! Ты зачем мягкий, как воск!?
Он опускается на корточки, теребит Слатвина за плечо и кричит, - Ты зачем воняешь, как навоз?! А, Слатвин! Ты зачем воняешь, как навоз!?
Команин перестает рыдать.
- Ты зачем воняешь, как навоз? - кричит юноша. - Слово твое - навоз!
Cлатвин поднимает наливающиеся гневом глаза. - Чего-о!? - взревывает он.
- Не будь навозом, Слатвин! - кричит Ярош, поднимается и идет дальше.
- Чего-о!!! - слышится в спину пьяный рев. - Я т -тебе, щень такая, нав-воз, ага!!!
На широком пустыре между шатрами галдит народ. Горят четыре костра. Между ними лежит обнаженная огрянка. Она недвижима. Со второй, выгибающейся на земле, знахарка сдирает одежду и бросает тряпьё в костер. Народ одобрительно шумит, потрясая факелами, и бросает в огонь полотна с драконами.
Знахарка, с чадящей плошкой, бегает вокруг огрянок, что-то бормочет.
Глубокая ночь.
В куренях горят костры. Люди кричат и вопят, бьют палками по шатрам, казанам, трубят в бычьи рога, щелкают бичами. Лают и скулят собаки. Мычат волы.
Слышны возгласы: Уходи язва! Уходи мор! Изыди язва! Изыди мор!.. Омма!..
...Ранне утро. Светает.
В куренях вповалку лежат или сидят, прислонившись к шатрам, телегам, кибиткам, обессилевшие люди. Иногда доносится еле слышное: изыди!.. омма!.. сгинь!.. Где-то стукнет палка или звякнет казан.
У тлеющего костра, рядом с которым лежат четыре мертвые огрянки, сидит знахарка. Обняв бубен, она охрипшим голосом еле слышно бормочет, - Изыди язва!.. Изыди мор!..